— Преотвратное зрелище, — скривился Воланд и коротко дунул.

Вопли Джокера прекратились, и через какое-то время он, скуля и дрожа, осмелился подползти к креслу своего темного владыки — в тлеющих лохмотьях, покрытый ожогами и сочащимися волдырями.

— Азазелло, — тихо позвал Воланд и прикрыл тяжелые веки.

Демон войны и обольщения немедленно материализовался из воздуха.

— Доигрался? — мрачно буркнул он Джокеру, с отвращением глядя на него.

— Надо, чтобы мы все не доигрались, — не открывая глаз, заметил Дух зла. — Я очень устал. Азазелло, приведи его в порядок, он мне еще нужен. Только прежде я скажу: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».

Джокер снова взвыл.

— Ну и как он с этим справится? — открывая глаза, поинтересовался Воланд в пространство. — Иванов-старший уж не тот валетик, что был в начале пути. Он катализатор, который запустил всю эту реакцию.

— Поясните, мессир, — попросил Азазелло, покуда суккубы восстанавливали Джокера по лоскуточку.

— Жену Андрея зовут Вера, — скупо напомнил Князь Тьмы. — Одно время она была ослаблена именем, которое придумал ей Джокер, но нет. Они вывернулись. Ведь это все не случайно. Больше всего меня беспокоит то, что появилась Надежда.

— Какая еще надежда? — перепугался Джокер, выныривая из облака ароматной пены, в которую его погрузили ловкие руки суккубов, смывая с него копоть.

— Маленькая, — усмехнулся Воланд. — Пока маленькая. Но она вырастет. Вера. Надежда. Любовь. И… Не забываем. «Любовь среди них больше». Это то, что предстоит нам стереть с лица земли, чтобы на ней воцарились хаос, холод и мрак на долгие тысячелетия.

Он вздохнул. Джокер был уже приведен в полный порядок.

— Азазелло, прошу тебя, не докучай ему сегодня, — кивнул ему Дух зла. — Он нужен мне свежим и отдохнувшим. Пусть сегодня разорит несколько казино и пустит по ветру состояния парочки биржевых магнатов, это приободрит его.

Ахазелло коротко кивнул, бросил последний презрительный взгляд на Джокера и прошел сквозь каменную кладку стены.

— Итак, мы не закончили, — вновь посмотрел на Джокера Воланд. — Прежде чем ты отправишься разорять казино, запомни хорошенько. Мальчик Андрей, олицетворяющий последнюю и главную из добродетелей — Любовь — не должен стать апостолом Андреем. Кто и как это предотвратит, мне неважно, и подробности меня не интересуют. Но то, что за ним ведет охоту Бизанкур, а страхуешь ты, дает все основания полагать, что Андрей-младший так и останется безвестной песчинкой. Мертвой песчинкой.

Джокер еще раз безмолвно и глубоко поклонился.

— Подходит к концу Большая игра, — произнес Дух зла. — Чаша весов впервые за все это время, от начала начал, стала наконец склоняться в нашу сторону. В мире практически не осталось добродетелей, но почему-то все еще существует любовь. Люди — поразительные и парадоксальные создания и все не перестают удивлять меня. Пока жива любовь, у них у всех есть шанс. Именно сейчас настает момент, когда этого шанса их нужно попытаться лишить. Казалось бы, так просто — один маленький шажок, последняя добродетель. Последний апостол. Но нет, этот шаг самый сложный. Если в мире останется любовь…

Князь Тьмы пожал плечами и медленно растворился в воздухе. Джокер остался один.

— Так. На сцену снова, как и встарь, выходит респектабельный господин Голландцев, — вздохнул он. — И не позже, чем завтра, он должен посетить Андрея Ивановича Иванова в последний раз. По крайней мере, на этой бренной земле…

Именно поэтому Николай Эммануилович и посетил своего протеже. Именно поэтому он и Иванов сидели сейчас в кофейне с чашечками в руках и вели странную для постороннего уха беседу. Итак…

— Кто-то должен покинуть этот свет, — безмятежно проговорил Голландцев, с безупречным изяществом отпивая глоточек ароматного двойного эспрессо. — Это постоянно с кем-нибудь происходит. Но в конкретном нашем случае — с тобой.

Он бросил испытующий взгляд на Андрея. Тот по-прежнему молчал, был серьезен и собран, и взгляд Джокера встретил довольно бесстрастно.

— Повторюсь, я бы этого очень не хотел, — с нажимом произнес Голландцев. — Или этот свет покинет твой ребенок — что, между прочим, предпочтительнее. Прости, но если, скажем, у врача-акушера стоит выбор между спасением матери, а не ребенка, он спасает мать. Искренне рекомендую — извини за цинизм — пожертвовать именно им. Он же еще не сформировавшаяся личность, а ты взрослый опытный человек, у которого есть жена, она может родить тебе столько детей, сколько позволит ей здоровье. Насколько я помню, у Наташи… прости, Веры, здоровье неплохое… Все же получилось благодаря этой вашей любви. Прости, даже произносить неловко — так избито это слово. Поверь мне, милый мой Андрей, сейчас нужно выключить чувства и включить разум. Только он спасет этот мир.

Иванов отпил кофе из своей чашечки и бесшумно опустил ее на блюдце. Руки его не дрожали. Он уже принял решение.

— Это должно произойти сегодня? — переспросил Иванов.

Он был до странности спокоен.

— До полуночи, — подтвердил Джокер.

— В противном случае? Если я, скажем, вздумаю скрыться.

— В противном случае пострадает твоя жена. У тебя на глазах и на глазах ребенка, — мягко и сочувственно проговорил Голландцев. — Мы же тебя все равно найдем, куда бы ты ни скрылся. Потом, потихонечку, придет черед для всех, кто как-то тебе дорог. Но ты в любом случае будешь последним в этой кровавой цепочке и успеешь настрадаться за них за всех.

— Да кто бы сомневался, — буркнул Андрей.

— Пойми, не я это придумываю, — прижал руку к сердцу Николай Эммануилович. — Этот механизм, отрегулированный веками, включается сам собою.

— Угу, — кивнул Иванов, продолжая напряженно думать.

А времени на раздумье между тем у него не осталось. То есть абсолютно. Сколько раз он про себя проигрывал эту сцену и, как бы это ни отдавало тавтологией, понимал, что проиграл. Его устранение — добровольное или нет — было лишь вопросом времени, и Андрей давно понимал, что рано или поздно за ним придут. Поэтому все давно подготовил. Он привык, что его бумаги всегда в идеальном порядке —

иначе не был бы блистательным юристом, раз за разом выигрывавшим сложные дела.

Понимал он также, что есть мораль, а есть глупость. К примеру, глупость — бежать навстречу мчащемуся поезду с криком: «Эх, задавлю». Глупостью было и пытаться облапошить того, чье имя — Легион…

Да, мораль Андрея всегда восставала против того, что он делал. Но он понимал, что эти вещи будут происходить независимо от того, хочет он этого или нет. Да, он примкнул к когорте негодяев, которые наживаются на чужой крови. Что ж, пришло время расплаты. Он получит сполна, и это справедливо. Бедная Веруня. Бедный Андрюшка, его любимое лопоухое чудо. Он такой умница. Просто невероятно. Нет, каждый отец считает своего сына особенным, если, конечно, любит его, но Андрей точно знал, что его сын наделен не только отцовской любовью и генетикой жены, подарившей ему столь нестандартную внешность.