У меня язык не поворачивается дать слово, кулак стискиваю до боли от впившихся ногтей, но не обращаю на дискомфорт никакого внимания. Представляю, как так же сжимаю Форду глотку, перекрывая кислород, и наблюдаю, как он бьётся в агонии, как глаза наливаются кровью из-за лопнувших капилляров, а ровный цвет лица приобретает синеватый оттенок. Изо рта слышен лишь сдавленный хрип, а мне для большего упоения мести необходимы его мольбы о пощаде. Но я бы не дал ему выкарабкаться — ослабил бы хватку, позволив надежде коснуться сердца, а после всё бы погрузилось в непроглядную темноту. В такую же беспросветную, как и сейчас струящуюся вокруг меня, подступающую со всех сторон.

— Джейсон, обещай, — уже громче, и не просьба, а приказ. — Сейчас же скажи, что не решишь всё один, мы вместе справимся.

Он продолжает говорить, и его слова сливаются в монотонный гул, сплетаются с порывами ветра. Но другу всё же удаётся немного остудить мой пыл, хотя уверен, что это ненадолго. Прошёл месяц, как не стало Моники, и с сегодняшнего дня пошёл отсчёт до того момента, когда я вновь испью до дна чашу горя и утраты. А самое главное, что в обоих случаях связующим, замыкающим звеном является один и тот же человек. Тайлер будто за что-то мстит, закапывая меня заживо. Он шаг за шагом отбирает у меня всё. Только не могу понять за что!

— Обещаю, — на выдохе произношу и захожу в подъезд.»

— Не приближайся к ней, — облокачиваюсь о барную стойку и наклоняюсь, сокращая расстояние между мной и Тайлером.

Глава 32

Джейсон

— Не приближайся к ней, — облокачиваюсь о барную стойку и наклоняюсь, сокращая расстояние между мной и Тайлером.

Сейчас не место для громких выяснений отношений. Месть — она сладка тогда, когда человек не ожидает получить пулю в висок, и я непременно найду тот момент, когда Тайлер не будет ожидать подвоха. Пусть его корона победителя затуманивает разум и дезориентирует, размывая фокус реальности. Но я поклялся на могиле матери и Моники, что отомщу за них своим способом, без крови и обмана, но он поплатится за всё.

— А то что, Джей? Или, может, тебе приятней, когда тебя называют Джокер? А, точно! Никто же не знает, кто этот человек, прячущий лицо под маской, — теперь Форд нервно барабанит пальцами по столешнице и озирается по сторонам, видимо, ищет взглядом Эвелин. — Ты ничего мне не сделаешь, неужели не понял этого в тот раз? Имя твоей семьи уже давно не стоит и ломаного гроша, так что танцуй дальше на улице и тешь народ этим цирком.

Провокация. Это чистой воды провокация. Он хочет, чтобы я не совладал с эмоциями и первый допустил непоправимую ошибку. Через силу поворачиваюсь к нему спиной и ощущение, что Форд сейчас вонзит в неё нож. Ему же не привыкать добивать со спины. Но я заставляю себя подойти к кофемашине и запустить программу, как просила Лисичка. Делаю это не из-за слабости и не из-за того, что подтверждаю его победу, а лишь по причине, что мне необходимо время. Нужно взвесить каждый шаг, как в шахматах. Тайлер уверен, что поставил мне шах и мат, но он не учёл, что не все пешки сбиты и осталось несколько ходов, чтобы повернуть ход игры в нужном мне направлении. А для того чтобы достойно завершить партию, необходимо обдумать всё до мелочей. До мельчайших подробностей, от которых будет зависеть имя победителя.

— Какой запах, — голос Эвелин как нельзя кстати заполняет пространство вокруг и действует успокаивающе.

Она подходит со спины, забирает два стакана с капучино и довольная чмокает меня в щёку. У меня же в голове сотня вопросов и противоречий. Необходимо как можно скорее рассказать ей правду и предупредить об этом человеке, а то мало ли что у Тайлера в голове. А ещё мне нужна доза никотина, которая, возможно, заставит мыслить здраво. Желательно перекур устроить в компании Майкла, но сперва решаю спровадить Форда.

Он как ни в чём не бывало подносит стакан к губам и пьёт обжигающий напиток. Даже жалею, что не успел плюнуть туда. Народа пока нет: лишь начало одиннадцатого, а мне бы сейчас толпу, чтобы самому отвлечься, да и внимание Эви переключить с нежелательного гостя.

— Хороший кофе. Тебе идёт эта профессия, — переводит взгляд на Лисичку, словно теряет ко мне всякий интерес, и своим вниманием к ней лишь подливает масло в огонь. — Я считаю, нам нужно перейти на три занятия в неделю, а то на данный момент поддержки у тебя не очень получаются. Я бы сделал на них упор. Выглядят эффектно — и можно заработать дополнительные баллы.

Эвелин кивает в ответ на его предложение, а мне хочется перебить этот абсурдный монолог и высказать, что ни о каких занятиях, поддержках вообще не может быть речи. Но пока не могу, не имею на это право. Она обязательно всё узнает, но не так. Должно быть всё красиво, Эви заслуживает этого.

— А можно мне посмотреть вашу тренировку? — разглядываю идеальные черты лица Лисички, её удивлённые от моего вопроса глаза, и мне нравится, как уголки её губ ползут вверх, а на щеках появляются ямочки. Эта картина немного выравнивает мой бешеный пульс, успокаивает. — Мне бы хотелось взглянуть, как танцует моя девушка. Ты же не против, Тайлер? — интересуюсь у него, зная, что если он хочет добиться расположения Эвелин к себе, то придётся играть роль хорошего преподавателя.

— Думаю, можно организовать на следующей неделе, — тон ровный, спокойный, но вот то, как он нервно сглатывает и потирает большим пальцем ручку кружки, показывает его настоящее внутреннее состояние. Возможно, не ожидал, что я теперь не поломанный прошлыми утратами и готов сражаться за своё. Хотя не могу сказать, что излечился до конца, но Эвелин определённо положительно действует своим присутствием в моей жизни, исцеляет её.

— Было бы здорово! — Лисичка, довольная, допивает капучино и убирает посуду.

Переводит взгляд