Ей показалось, он не находил слов.

— Добрый вечер, мсье Фрессон! И я тоже очень рада! — она скромно опустила взгляд.

И видя, как он не хочет выпускать её руку, как вглядывается в лицо, как трепещут его ноздри, и губы невольно трогает улыбка, она подумала, что рано начала паниковать. Он и в самом деле по ней скучал и ждал этой встречи. Это хороший знак.

Мсье Фрессон, наконец, отпустил её руку, выпрямился и снова стал покачиваться с носков на пятки, по всей видимости, собираясь с духом. Сегодня он был одет в чёрный фрак и белую рубашку с атласным галстуком-бабочкой, и в этом наряде выглядел очень торжественно.

А Летиция почему-то так некстати подумала, что он слишком правильный, слишком отглаженный и слишком утончённый для неё. Для той, кто умеет заправлять кровати, делать причёски, мыть посуду, и в чьих жилах течёт немного чёрной крови. Она легко могла вести с ним светскую беседу, находясь где-то на суаре или встретившись на улице, но прожить с ним целую жизнь? Он был совсем как взбитые сливки на праздничном торте, и все его расшаркивания и витиеватые комплименты… неужели вот так им и придётся общаться изо дня в день?

В голове возник образ баронессы Фрессон — его матери, её осуждающий взгляд и церемонность. А затем она вспомнила кривоватую улыбку Рауля Фрессона, и то суаре, на котором её с любопытством рассматривали пожилые альбервилльские дамы. Сложись обстоятельства иначе, ей бы следовало десятой дорогой обойти мсье Жильбера и его семью, ведь что ни говори, а она не из их круга. И презрение к её «нечистой крови» со стороны мадам Фрессон будет преследовать её, наверное, всю оставшуюся жизнь.

— Летиция, дорогая! — произнёс он, наконец, набрав в грудь воздуха. — Вы, надеюсь, простите мне такое несколько фамильярное обращение, но я едва дождался этого вечера. И я должен поговорить с вами очень серьёзно, ведь от этого разговора зависит моё… и наше будущее…

— Я слушаю вас внимательно, мсье Жильбер, — скромно ответила Летиция.

— Я шёл сюда, не чувствуя под собой ног, и, если вы испытываете такие же чувства, скажите мне об этом, Летиция, скажите сейчас! — голос его был полон странной жажды, и он говорил с такой страстью, что у Летиции даже холодок пробежал по спине.

И она не смогла соврать в ответ. Не смогла сказать, что да, разумеется, она испытывает такие же сильные чувства. Потому что она их совершенно не испытывала. А то исступление, с которым говорил мсье Фрессон — от него у неё язык словно приклеился к нёбу. В этот момент почувствовала себя настолько отвратительно, что хотела развернуться и уйти. И останавливала её только мысль о том, что там, по другую сторону эспланады, находятся её кузен Филипп со своими угрозами, и Аннет, и дядя Готье, и… что ей делать дальше?

— Простите, — пробормотала она, не глядя, и теребя ручку веера.

— О! Я понимаю, что смутил вас своей настойчивостью, простите и вы меня, но я и так всё вижу… Даже без слов! — воскликнул мсье Жильбер восторженно. — И я… я безумно хочу, чтобы вы ответили мне «да», но прежде вы должны кое-что знать, — он сделал паузу, и у Летиции в душе шевельнулось нехорошее предчувствие, — я говорил с родителями, но, к сожалению, моя мать и мой отец не одобрили наш с вами брак…

Сердце у неё упало. Но в тот же момент она испытала даже какое-то облегчение.

Только сейчас, услышав эти слова, она по-настоящему поняла, что собирается сделать. Она представила себя женой мсье Фрессона, и в глаза сразу бросилось то, что ей в нём не нравилось. Его длинные тонкие пальцы, которыми он теребил золотую цепочку часов, его белая кожа и светло-голубые глаза с рыжеватыми ресницами, и запах его одеколона, и уложенные воском волосы, и излишняя церемонность… На какое-то мгновенье она представила его на месте Антуана Морье: как он прикасается к ней, как целует, как…

О, Боже! Нет!

И тут же опустила взгляд…

Она ведь больше не питала романтический иллюзий по поводу того, как устроен брак, и его изнанка была ей прекрасно известна. И мысль о том, как её будут целовать эти тонкие губы, как эти длинные белые пальцы будут её раздевать, вызвала внезапное чувство отвращения.

Святая Сесиль! Я же не хочу выходить за него замуж!

И совсем другие губы пришли ей на ум в этот миг, и она покраснела от этих мыслей почти до пят, и смутилась, сжимая пальцы, чтобы унять дрожь.

— …но не стоит так расстраиваться! — воскликнул Жильбер Фрессон, приняв её смущение за что-то совсем другое. — Летиция, дорогая, я… я обещал, что всё решу, — он вдруг порывисто взял её за руку, — мы уедем отсюда! Бросим всё и сбежим. Уедем в Старый Свет, в Марсуэн! У меня там есть друзья, я поступлю на службу… Я всегда мечтал жить там и…

Бежать? С ним? Что за вздор!

Жильбер говорил о том, как это будет прекрасно, и как ему нравится жизнь в Марсуэне. О театре, опере и библиотеках, о стране свободной от рабства… И о том, что родители пообещали лишить его наследства за такой шаг.

Его глаза лихорадочно блестели и пальцы сжимали её руку, и можно было подумать, что он пьян. Но он был абсолютно трезв, и когда первый шок у Летиции прошёл, по его лицу она поняла — это правда. Он действительно хочет пойти против воли родителей, бросить всё и бежать с ней в Старый Свет.

В Старый Свет?! Прямо в лапы к Одноглазому Пьеру, сыщикам и местным сплетникам! Боже, да что за безумная идея?

— Летиция, дорогая, ну что вы скажете? Прошу вас — не молчите! — в его голосе прозвучала мольба. — Я предлагаю вам руку, и сердце, и свою душу…

Она растерянно похлопала ресницами и пробормотала:

— Это так неожиданно, мсье Фрессон! Я… я ошеломлена вашей решимостью, и даже не знаю, что и сказать. Всё это так внезапно!

Всё это и правда было внезапно и… очень, очень глупо. Она чего угодно ожидала от этого разговора, но только не такого поворота.

А на что они будут жить? Снимать квартирку в Угольном квартале и ждать, когда разрешится ситуация с Анри Бернаром? Рассчитывать на её долю от плантации? А если всё разрешится не в её пользу, что тогда? Через полгода Жильбер Фрессон, лишившись своих дорогих костюмов и денег, вот так же, как и Антуан Морье, будет приходить со службы домой, усталый и раздражённый, и станет ненавидеть её за то, что там они оказались по её вине? Он даже не представляет, что это такое — жить на жалованье!

У неё уже был один муж-авантюрист. Два мужа авантюриста — это, пожалуй, слишком!

И в этот момент ей даже жаль стало мсье Жильбера. Он — наивный идеалист. Совсем ещё мальчишка, оказывается. Но нельзя же сказать вслух, что его идея — это редкая глупость! И ей нужно как-то мягко отговорить его от этой глупости.

Неопределённость пополам с надеждой…

— Простите, но я…

Летиция развела руками, и так кстати вспомнив свою легенду о погибшем женихе, произнесла расстроенным голосом: