Шура от салата отказался.

– Прости, собрался экспромтом, не позвонил. От Кирки тебе привет. – Он протирал запотевшие очки.

Как часто случается при долгом перерыве в общении, повисали неловкие паузы, потом оба начинали говорить – и замолкали. Поправив очки, Шура сказал:

– Мы уезжаем.

Сколько раз уже так бывало, что какая-то тревожная тема неожиданно возникает снова и снова, в самых разных местах и обстоятельствах, становясь навязчивым – и главным – предметом.

– И вы?

Лишний вопрос.

– И Кира не?..

Не закончила, но Шура понял.

– А что Кира? Радуется: наши дети вырастут свободными людьми. Что еще нужно?

Юля растерялась.

– Чтоб сволочами не стали. Ни ваши дети, ни наши… Свобода… знать бы, что это такое.

– Вот мы так и живем в дерьме, не зная, что такое свобода.

Шурка усмехнулся, глядя поверх чашки.

– В Израиль?

Еще один лишний вопрос.

– Не в Вышний же Волочек, – улыбнулся он.

– Ну… кто-то в Америку направляется…

Он строго прервал:

– Еврей должен ехать в Израиль. А вы что себе думаете?

– Мы тоже переезжаем; правда, не в Израиль.

Юля коротко рассказала про обмен. О разводе не упомянула – к чему?

– Холоймес, – буркнул он. – Плюньте на обмен, собирайтесь за нами.

– Мы-то к Израилю никаким боком… – удивилась Юля.

– Так многие говорят, – улыбнулся Шура, – но если поскрести как следует, то всегда найдется какая-нибудь еврейская тетушка. Или дядюшка. Нет, серьезно, – продолжал он, воодушевляясь, – а если не найдется, то спроворить вам тетю или кузину проще пареной репы. Как народная мудрость гласит: в Беэр-Шеве кузина, а в Киеве дядька. – Сам же хохотнул в непривычную бороду, но закончил серьезно: – Вызов организуем. А когда встретимся, поговорим о свободе.

В прихожей надел дубленку и сунул ей в руки плотный, завернутый в бумагу квадрат:

– Это тебе. Восемнадцатого приходите на прощальный сабантуй.

В бумагу была завернута пластинка: «Эва Демарчик (Польша). Зарубежная эстрада». Та самая. Томашов.

…В Израиле Шуру зовут иначе: Шая. Никто не знает, что он прожил главную свою жизнь Шурой, Шуриком, Александром и Саней. Он всегда будет носить бороду и никогда не станет есть салат из кальмаров – «некошерно», как объяснил в тот вечер. Этот салат ее научила делать Кира. Наверное, у Киры тоже другое имя?..

10

Всю ночь Максим говорил. Родители с энтузиазмом вживаются, отец устроился работать. Дед целыми днями читает «Новое русское слово»: сердится, бросает – и снова берет.

Они перекурили. «Спать совсем не хочется, – удивился Максим, тараща покрасневшие глаза, – хотя устал я как собака. В самолете, правда, покемарил». И стал рассказывать о девушке.

Яна клонило в сон. Девушки – это вечная тема у Максима. Легко влюбляясь, он так же легко расставался со своими пассиями, глубоко не привязываясь.

– Я таких раньше не встречал, – признался Максим и замолк.

– Каких?

– Таких, как эта. Ты-то ее давно знаешь. Я думал, таких не бывает.

Ян приподнялся на локте:

– Ты про кого?

– Про Нину, – Максим улыбнулся в темноте. – Твою сестру.

– Погоди, – Ян прислушался к тихо бухтящему телевизору и соскочил с кровати. – Слушай! В Москве – баррикады?..

По низу экрана бежала лента информации: СССР, путч, ГКЧП, арест Горбачева…

Коварные симметричные цифры года, судьбоносный двуликий Янус… За несколько лихорадочных недель произошло небывалое: КПСС распущена, окончательно распался Советский Союз. Осталась – страна. Изменится ли этот колосс или явит другой лик прежней сущности – взгляд людей обращен в будущее, но куда смотрит Янус?..

* * *

Осталось позади лето с юбилеем, а вскоре гостеприимный дом Алекса перестал быть его домом – Алекс потерял работу, переехал в другой штат, где работа нашлась, и поселился там; а дом продали. Новые хозяева сразу затеяли ремонт, и скоро дом сделался неузнаваемым, словно его разобрали на куски, а потом составили совсем иначе.

Распалась и прежняя компания. Где-то в другом доме Регина демонстрировала свою «праду», учила выбирать единственно правильного преподавателя музыки для ребенка, или машину, или жалюзи, как и решительно всему остальному. Пропали с горизонта Маша с Фимой и лохматый пудель; последний пропал в буквальном смысле, угодив под машину. С отъездом Алекса неизвестно куда подевались его женщины, осталась только Милана с белесыми глазами – она вышла замуж за Люсика. Борис ушел в бизнес: основал свою фирму, подбирал штат и был занят «двадцать пять часов в сутки», как он признался при встрече. Задавал ли он свой любимый вопрос об эмиграции и если да, то кому?

Яну казалось иногда, что многолюдные эти сборища, дом, Алекс и вся долгая дорога сюда нужны были только для того, чтобы исправить их с Юлей невстречу тогда, пятнадцать лет назад. Это как если бы в написанную программу вкралась ошибка, и понадобился такой кусок жизни, чтобы ее найти.