– Хорошо, потому что мы идем вверх, туда, где летают орлы; ты будешь участвовать в самой крупной финансовой операции, какую видела эта страна.

Шон раскурил одну из сигар Канди, его рука чуть дрожала.

– А тебе не кажется, что лучше… ну… не спешить? Послушай, Дафф, мы разрабатываем Главаря всего два дня…

– И заработали тысячу фунтов, – перебил Дафф. – Слушай меня, Шон: всю жизнь я жду именно такой возможности. Мы первые на этом поле, оно раскинулось перед нами широко, как ноги шлюхи. Пойдем и возьмем ее.

На следующее утро Даффу повезло – он отыскал дока Сатерленда еще трезвым. Через час было бы поздно. Тем не менее док осушил свой стакан и упал со стула раньше, чем подписал договор о передаче всех своих двадцати пяти заявок Шону и Даффу. Чернила на договоре еще не успели просохнуть, а Дафф уже отправился верхом в лагерь Ферейры в поисках Теда Рейнеке, которому принадлежали участки по другую сторону «Кузины Джока».

Шон на «Глубокой Канди» присматривал за дробильней и кусал пальцы. За семь дней Дафф купил больше ста участков и влез в долги на сорок тысяч фунтов.

– Дафф, ты сходишь с ума, – умолял его Шон. – Мы снова все потеряем.

– Сколько мы пока заработали на «Глубокой Канди»?

– Четыре тысячи.

– Десять процентов нашего долга за две недели, с помощью жалкой дробильни с четырьмя дробилками! Держись за шляпу, приятель, завтра я подпишу договор еще на сорок участков по ту сторону Джека и Уистла. Я получил бы их сегодня, но проклятый грек требует по тысяче фунтов за каждый. Пожалуй, придется согласиться.

Шон сжал виски.

– Дафф, пожалуйста, мы и так по уши в долгах!

– Отойди, приятель, и смотри, как работает волшебник!

– Пойду-ка я спать. Кажется, мне и завтра придется взять на себя твою смену, если ты и утром намерен дальше разорять нас.

– Это не обязательно, я нанял янки – Кертиса. Помнишь, твой спарринг-партнер? Оказалось, он шахтер и согласен работать за тридцать фунтов в месяц. Можешь поехать со мной в город и смотреть, как я делаю тебя богатым. Я встречаюсь с греком в гостинице Канди в девять утра.

Говорил Дафф, а Шон молча сидел на краю стула; в десять грек еще не пришел, Дафф был угрюм, а Шон от облегчения стал болтлив. В одиннадцать Шон решил вернуться на дробильню.

– Это знамение, Дафф – Бог посмотрел вниз и увидел, как мы сидим здесь, собираясь совершить ужасную ошибку. «Нет, – сказал он, – я этого не допущу; придется сломать греку ногу; нельзя, чтобы с этими отличными парнями случилось такое».

– Почему бы тебе не поступить в монастырь траппистов? – Дафф взглянул на часы. – Вставай, пошли!

– Да, сэр! – Шон стремительно вскочил. – У нас еще есть время до ланча очистить столы.

– Мы идем не домой, мы идем искать грека.

– Послушай, Дафф…

– Послушаю потом, пошли.

Они поехали к «Светлым ангелам», оставили лошадей снаружи и вместе вошли в бар. Внутри после яркого солнца было темно, но и в полутьме они сразу заметили компанию за одним столиком.

Грек сидел к ним спиной; его густые черные волосы словно разделили пополам линейкой и белым мелом. Шон перевел взгляд на двоих за столом напротив. Оба евреи, несомненно, но на этом сходство заканчивалось. Младший худой, смуглая оливковая кожа плотно обтягивает скулы; губы очень красные, а глаза с длинными девичьими ресницами карие и блестящие. В соседнем кресле сидел человек, чье тело было будто сделано из воска, слишком долго провисевшего над огнем. Круглые, почти бесформенные плечи свисали на персикообразный живот и с трудом удерживали большую куполообразную голову – Тадж-Махал. Прическа по образцу брата Тука[19]– волосы только у ушей. Но вот в глазах – блестящих, желтых – не было ничего комического.

– Градски, – прошипел Дафф, но выражение его лица тут же изменилось. Он с улыбкой направился к столику. – Привет, Никки, мне казалось, у нас назначена встреча.

Грек быстро обернулся.

– Мистер Чарливуд, простите, меня задержали.

– Вижу, леса полны разбойников.

Шон видел, как начало краснеть лицо Градски над воротничком, но краска сразу исчезла.

– Уже продал? – спросил Дафф.

Грек нервно кивнул.

– Простите, мистер Чарливуд, но мистер Градски заплатил мою цену не торгуясь, заплатил наличными.

Дафф обвел взглядом сидящих.

– Привет, Норман. Как дочка?

На этот раз краска вышла из-под воротничка рубашки и залила все лицо Градски. Он раскрыл рот, дважды цокнул языком и снова закрыл.

Дафф улыбнулся и посмотрел на молодого еврея.

– Отвечай ты, Макс.

Карие глаза потупились.

– У дочери мистера Градски все в порядке.

– Кажется, она вышла замуж вскоре после моего недобровольного отъезда из Кимберли?

– Совершенно верно.

– Разумный шаг, Норман, гораздо более разумный, чем приказывать своим громилам выбросить меня из города. Это было не слишком любезно с твоей стороны.

Все молчали.

– Надо как-нибудь встретиться и поговорить о добрых старых временах. А пока – прощайте.

По дороге на шахту Шон спросил:

– У него есть дочь? Если она похожа на него, тебе повезло, что сумел улизнуть.

– Вовсе не похожа. Она как гроздь спелого винограда.

– Трудно поверить.

– Я тоже вначале не мог поверить. Единственный мой вывод – Макс сделал для него и это.

– А кто такой Макс?

– Придворный шут. Говорят, когда Норман кого-нибудь вешает, Макс дергает тело.

Шон рассмеялся, а Дафф продолжил:

– Не стоит недооценивать Градски. Единственная его слабость – он заикается, а когда рядом с ним Макс, то он преодолевает и эту слабость. Под этим монументальным черепом – мозг, быстрый и безжалостный, как гильотина. Теперь, когда он прибыл на золотые поля, события начнут развиваться; нам придется скакать галопом, чтобы не отстать.

Шон немного подумал, потом сказал:

– Кстати о развитии событий, Дафф, – раз уж мы потеряли участки грека и нам не нужно платить ему, может, закажем новые механизмы, чтобы поработать на купленных участках?

Дафф улыбнулся.

– Я на прошлой неделе уже послал в Лондон телеграмму. К концу месяца по воде придут две новенькие дробильни по десять дробилок каждая.

– Милостивый боже, почему ты не сказал мне?