— Сегодня утром? Мы там были — вместе с Франсис.

— Знаю. Он видел вас обеих возле одной из мельниц. Это и была та самая? — Марк улыбнулся. — Вот так ирония судьбы. Он видел, как вы вошли внутрь, и решил, что там ему делать нечего; побродил вокруг, пока вы не ушли и та гречанка тоже, а потом вломился в другую мельницу. И разумеется, ничего не нашел. Тогда он вернулся ко мне. Вот и все. Наши старания ничем не увенчались.

— Кажется, я начинаю понимать, почему в здешних краях столь популярна партизанская война. Это было бы смешно, если б не было так грустно — как вся наша компания слонялась по горам, не замечая друг друга. Это ты стрелял?

— Да, чтобы подсказать Ламбису, где я нахожусь. Стрелять безопаснее, нежели кричать, этот звук в сельской местности не привлекает внимания. Это тебя тоже напугало?

Я молча покачала головой. Я не собиралась объяснять Марку, что в тот момент меня куда больше тревожили другие вещи. Убрав носовой платок в карман, я насухо вытерла тыльной стороной ладони глаза и улыбнулась ему.

— Вот теперь другое дело! — ласково сказал он.

— Ага.

— Такая ты мне нравишься. — Он снова порывисто и крепко обнял меня и тут же отпустил. — А сейчас пойдем-ка вместе назад, устроим военный совет.

Колин и Ламбис сидели возле кустов у края лощины. Они облюбовали небольшую полянку, на которой росли маленькие цветочки и побеги кипарисов, словно темные персты, торчали среди зелени. Разогретые жарким солнцем, все они источали удивительный аромат. А ниже нас кремовые цветки ладанника сплошным ковром покрывали берег речушки. Тропинка петляла между ними и исчезала среди скал, окаймлявших берег моря. Там и сям сквозь просветы между скалами ослепительными клиньями сверкало море.

Когда мы подошли, Колин весело смеялся над каким-то замечанием Ламбиса. Рюкзак стоял раскрытый между ними, и Колин целеустремленно рылся в нем, выискивая что-то среди кучи продуктов. Вот он достал мою бутылку вина и победно помахал ею перед носом у Марка.

— Поспеши, Марко Поло, если хочешь получить свою долю. Тут и так почти ничего не осталось.

— Тогда предлагаю оставить немного и для Николы. А где это ты ее раздобыл?

— Она притащила.

— Ну, тогда тем более она должна выпить. Давай-ка сюда бутылку. Выпей немного, Никола.

— Это для тебя, — возразила я.

— «Мое вино — роса из дикой белой розы», — продекламировал, перевирая цитату, Марк, — и, кстати, что может быть отвратительнее на вкус? Да нет, я уже почти полностью перешел на воду, так что пей сама.

Я подчинилась и заметила, как Колин ухмыльнулся, глядя на озадаченное лицо Ламбиса.

— Не слушай Марка. Это всего лишь Джон Китс. Валяй, Ламбис, спроси меня теперь: «А что такое Китс?»

Ламбис улыбнулся. Очевидно, он уже привык служить мишенью для шуток Колина. Сейчас оба они казались чуть ли не одногодками. Ламбис, как и остальные, тоже заметно изменился — он словно помолодел, исчезли мрачные складки в уголках рта. Я поняла, что они были вызваны свалившимися на них бедами, и мне вдруг стало нестерпимо стыдно.

— Итак, — безмятежно заговорил он, — и что же такое Китс?

Колин уже раскрыл рот, готовый издать радостный возглас, но тут же снова его закрыл.

— Если уж на то пошло, — заметил его брат, — Ламбис знает английский куда лучше твоего. Одному богу ведомо, как ты его учишь; должно быть, порядки в твоем Борстале здорово переменились, с тех пор как я сам там учился. Борстал — это школа в Англии, — пояснил он Ламбису. — А теперь прошу внимания, дело серьезное, а времени у нас мало. Никола, присядь-ка сюда.

Когда грек подвинулся, освобождая для меня место, я робко улыбнулась ему.

— Ламбис, я же не знала… Извини. Честное слово, мне очень жаль, что так вышло. Все из-за того, что мы с Колином пережили такое потрясение… и я даже представить не могла, кто еще мог быть там похоронен. А потом еще эта одежда. Я тебе столько гадостей наговорила. Сможешь меня простить?

— Ерунда, ничего страшного. Ты просто немного не в себе была, увидев этого мертвеца. Такие вещи не для дам.

Высказавшись столь галантно и сдержанно, он дружелюбно улыбнулся, показывая, что вопрос исчерпан.

— Что ж, — решительно заявил Марк, беря бразды правления в свои руки, — долго тебя задерживать мы не можем, так что, если не возражаешь, начинай…

Я перебила его:

— Я подумала и решила, что лучше вам сначала выслушать Колина. Кое-что из того, что он подслушал, находясь в логове тигра, кажется, может пролить свет на все остальное.

Итак, Колин рассказал им все, что прежде рассказывал мне, а затем Марк, лицо которого вновь ожесточилось, проинструктировал его, как наблюдать за окрестностями с помощью полевого бинокля, а сам вместе с Ламбисом повернулся ко мне.

— Даже не знаю, с чего начать… — я вдруг почувствовала робость, — поскольку многие вещи, возможно, не имеют никакого значения. Давайте я попытаюсь в общих чертах рассказать вам обо всем, что случилось, а выводы вы уж сами делайте, хорошо?

— Согласны. Пусть даже это не относится к делу.

— Что-что? — не понял Ламбис.

— Даже если это все труха, — бросил Колин через плечо.

— Даже если это вроде бы не имеет значения, — поправил его брат. — Не обращай внимания на этого сосунка, Ламбис, он перевозбудился и выпендривается.

— А сие, — вмещался Колин, — есть идиома, означающая…

— Закройся, или я сам тебя закрою, — пригрозил Марк. — Итак, Никола?

Я рассказала им как можно короче обо всем, что случилось с тех пор, как я ушла от них накануне. Когда я закончила, с минуту длилась тишина. Потом Марк медленно сказал:

— Кое-что начинает вырисовываться. Попытаюсь суммировать имеющиеся у нас разрозненные фрагменты. Думаю, ты была права: обрывки разговоров, подслушанные Колином, проливают свет на все остальное. Главное состоит вот в чем: нечто, имеющееся у Стратоса и что он обещал позже поделить, является «горячим». — Он бросил взгляд на Ламбиса. — Это сленг — воровской жаргон, если хочешь. Означает это выражение, что они незаконно завладели — попросту украли — каким-то имуществом, которое теперь разыскивается полицией и может быть идентифицировано в случае обнаружения.

— Это «нечто» во множественном числе, — добавила я, — Стратос сказал: «они» горячие.

— Да, во множественном числе. И предметы эти столь невелики, что их можно перевозить; столь невелики, что их можно пронести через таможню (к этому мы вернемся позже, но пока что допустим, что они привезли их из Лондона); столь невелики, что их можно было спрятать даже в Агиос-Георгиос.

— Драгоценности? — предположил Колин, и глаза его заблестели.

Видно было, что для него вся эта история превращается всего лишь в приключение — забаву со счастливым концом, заранее обеспеченным присутствием его брата, — которое надо хорошенько запомнить, чтоб потом рассказывать в школе в следующем семестре. И слава богу, подумала я; он не из тех, кого преследуют ночные кошмары.