Джек Горовиц – обычный парень. Дед не утонет. По-моему, это уже всем известно. Это простая сказка на ночь, которую он рассказывал нам в детстве, причем, должен заметить, довольно бредовая. Я почти побывал в загробной жизни и не встретил там никого и ничего подобного.

– Тогда почему все это происходит с нами?

– Потому что жизнь необязательно должна быть проклята, чтобы превратиться в полное дерьмо. Слушай, дед все мне рассказал. Перед тем как он отправился в Лилак-Хилл, я спросил у него, настоящее ли проклятие, действительно ли он встречал Смерть. В ответ он просто рассмеялся. Сказал, мне давно следовало понять, что это всего лишь сказка.

Эстер смотрела на Юджина в ожидании, что тот сейчас замешкается, но этого не произошло.

– Но… в этом нет смысла. Он… он ведь долгие годы повторял нам, что проклятие существует.

– Это выдумка, Эстер. Сказка.

– А как же дядя Харольд? Как же кузен Мартин и пчелы? Как же дедушкина собака? Как же ты?

– Никто в это не верит, кроме тебя. Проклятие реально для тебя одной. Ты сама не даешь ему умереть.

Эстер уже собралась возразить, но Юджин либо от сильной усталости, либо от таблеток начал клевать носом и прикрыл глаза.

– Подвинься, – попросила она. Брат, насколько было возможно, сдвинулся в сторону, Эстер улеглась на узкую койку рядом с ним, аккуратно подлезла под его израненные руки и положила голову ему на грудь.

– Юджин, – прошептала она, уткнувшись в его больничную рубашку, под которой то поднимались, то опускались тонкие ребра, качавшие воздух против его воли, – ты не можешь меня оставить.

Юджин ничего не ответил, только прижал забинтованную руку к ее щеке. Они лежали с переплетенными руками и ногами, как когда-то на протяжении девяти месяцев в утробе матери, пока Эстер не почувствовала, что его прерывистое дыхание замедлилось и перешло в мерное сонное посапывание. Складки на его лбу разгладились. Напраженные мышцы плеч обмякли на простынях.

Разве могла смерть не казаться Юджину столь заманчивой, когда он обретал спокойствие и утешение лишь в бессознательном состоянии?

34

Предательство

В то утро Джона пришел сразу же, как только Эстер ему позвонила. Они вместе завтракали в унылой больничной столовой и ждали, пока Юджин пробудится ото сна и вернется в настоящий мир, который так отчаянно желал покинуть.

– Как думаешь, они специально делают больницы уродливыми? – спросила Эстер. В столовой были лимонные стены и оранжевые полы, а мебель выглядела так, будто ее принесли из старого офисного здания. Все время, пока они с Джоной стояли в очереди за едой, Эстер чувствовала на себе странный взгляд маленькой девочки лет тринадцати-четырнадцати с гипсом на руке.

– Господи, надеюсь, Юджина кормят не тем же, иначе он снова попытается покончить с собой, – заметил Джона, ставя на стол поднос с пресной яичницей и тостами.

Эстер набрала полный рот еды, но из-за странного ощущения проглотила ее с большим с трудом. Она подняла глаза. Девочка с гипсом по-прежнему сверлила ее взглядом. Эстер посмотрела на свой костюм Матильды Уормвуд, далеко не самый странный из всех у нее имевшихся.

– Та девчонка все время глазеет на меня, – сказала Эстер. – Мне от этого не по себе.

– Она явно глазеет на меня, – возразил Джона. – А знаешь, еда не такая уж плохая. Давай, съешь еще кусочек.

– Ну вот, она снова на меня смотрит.

– Прекрати смотреть в ее сторону, и она перестанет смотреть в нашу.

– Джона, я не шучу. Она смотрит прямо на меня.

– Наверное, потому что ты постоянно ходишь в костюмах. У тебя паранойя.

– У меня нет паранойи.

– Ешь уже свою яиницу.

– Я не голодна.

– Почему?

В этот миг в Эстер как будто что-то надломилось. Глаза наполнились слезами, горло сдавило, и она внезапно расплакалась.

– Потому что моя семья стремительно распадается, и… и… это моя вина. Я должна… больше стараться, чтобы вытащить папу из подвала. Должна больше стараться, чтобы разрушить проклятие, прежде чем оно убьет Юджина.

– Эй, эй, эй, это ни в коем случае не твоя… – начал Юджин и осекся, когда наблюдавшая за ними девочка вдруг оказалась у него за спиной.

– Эстер Солар? – спросила она. Эстер вытерла глаза и нахмурилась. – Не может быть! Это ты! Я твоя большая фанатка! Прости, что вмешиваюсь, но… можно с тобой сфотографироваться?

– Что? – недоуменно проговорила Эстер.

– Можно сделать с тобой селфи?

– Зачем?

– Я смотрю твой канал на «Ютьюбе».

– Мой… канал на «Ютьюбе»? Не понимаю.

– «Почти полный список наихудших кошмаров», – пояснила девочка, переводя взгляд с нее на Джону – вдруг она приняла их за других людей. – Вы там еще каждую неделю встречаетесь с новым страхом. Выпуск с гусями – мой самый любимый. Меня тоже в детстве укусил гусь, и я никогда…

Эстер посмотрела на Джону.

– Эстер, – начал Джона мягким умоляющим тоном, но она уже выскочила из-за стола, попутно опрокинув ярко-оранжевый поднос с больничной едой. Джона догнал ее у выхода из столовой.

– Они в сети, – проговорила она, тяжело хватая ртом воздух. Неясно, чем именно была вызвана одышка: дикой паникой, бегом, сильной яростью или всем сразу. – Ты выложил ролики в Сеть!

– Это должен был быть сюрприз на пятидесятый страх.

– Ты выставил меня полной дурой!

– Дурой? Ты их даже не видела. Ты не знаешь, сколько людей тебя любит.

– Не трогай меня! – выпалила Эстер, когда он попытался взять ее за руку. – Ты мне врал! Обещал, что никто их не увидит. Ты мне обещал. Обещал.

Джона отступил на шаг.

– Ладно, это правда, я соврал. Но хочешь знать, почему? Потому что непонятно, что мы будем делать, добравшись до первого пункта. Ты не боишься ни лобстеров, ни змей, ни крови, ни высоты. Все это ерунда. То, что тебя пугает на самом деле, я понял еще в день нашей первой встречи. Я знаю, что ты так сильно боишься занести в свой список.

– Да? И что же, доктор Фил? Давай, устрой мне сеанс психоанализа на основании своего многолетнего опыта!

– Ты издеваешься надо мной? Ты правда не знаешь? Ты должна знать.

– Да пошел ты! Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я вижу тебя, Эстер. И говорю чистую правду. Ты думаешь, будто твой страх делает тебя интересной и особенной, но это не так. Думаешь, ты такая уникальная, раз повсюду носишь с собой список того, что не можешь делать, но это не так. Все люди боятся одних и тех же вещей. Все люди каждый день сражаются в одних и