– Ты не знаешь, что значит жить с проклятой семьей.

– Господи. Твоя семья не проклята. Уже долгие месяцы Юджин пытается донести до тебя, что он болен, но ты упорно не желаешь этого замечать. Закрываешь на все глаза. Ты хочешь простого решения для сложной задачи. Но его нет. Люди все время впадают в депрессию, страдают от игровой зависимости, получают сердечные приступы, умирают в авариях, терпят побои от тех, кто должен их любить, но все это не потому, что Смерть их проклял. А потому что так устроен мир!

– Сейчас речь не о тебе и твоей хреновой жизни.

– Черт тебя подери, Эстер! – в сердцах воскликнул Джона и пнул ногой мусорное ведро.

А потом Эстер сказала то, что должно было ранить больнее всего:

– Я смотрю, ты уже вовсю повторяешь за своим отцом.

В попытке взять себя руки Джона сделал глубокий вдох. А после заговорил тихим, сдержанным тоном:

– Ты так плохо думаешь о своей семье, потому что они не любят тебя так, как тебе того хотелось бы, но это не значит, что они не любят тебя всем сердцем. Их неидеальность не означает, будто они ни на что негодны.

– Ты обещал доказать мою неправоту.

– По-твоему, я тебя не люблю?

– Нет. Я знаю, что ты меня любишь. Просто это лишний раз доказывает: любовь – именно то, что я представляла себе с самого начала. Возможность причинить боль.

– Я вижу тебя, Эстер, – умолял Джона. – Я вижу тебя!

Каждый раз, когда маме следовало уйти от папы, она оставалась, поскольку ей не хватало сил и страх неизвестности оказался слишком велик. Но у Эстер было время для практики. Многие месяцы она училась быть храброй. И сейчас вновь предстояло проявить смелость.

Она больше не плакала. Лишь, покачав головой, ушла.

35

Великая кража орхидей

Все утро Эстер и Розмари провели в больнице: они входили в палату Юджина и выходили из нее вместе с докторами и медсестрами, которые из раза в раз повторяли, как же ему повезло, ведь он был на грани смерти. У Эстер еще никогда так сильно не болело сердце; до сегодняшнего дня она и не предполагала, что предательство и горе могуть вызывать боль, равносильную физической. При мысли о Юджине и его поступке ей не хватало воздуха. При мысли об отце и о том, что его доставили в больницу вместе с сыном, поскольку он слишком ослаб и не мог двигаться, глаза начинало щипать от слез. При мысли о Джоне и его предательстве Эстер становилось тошно.

Ее видели другие люди. Незнакомцы в Интернете были свидетелями ее самых личных, уязвимых состояний: в то время, как она промокла насквозь, в моменты бурных слез, приступа гипервентиляции, дрожи, слабости и трусости. Ей стоило огромных усилий впустить Джону в свою душу, а он просто взял и показал ее всем. С готовностью отдал им против ее желания. И это, по мнению Эстер, нельзя было прощать.

Более того, она ненавидела себя за то, что переживала из-за такой глупой мелочи, в то время как ее брат-близнец, ее собственная плоть и кровь, чудом остался жив.

Эстер положила голову на мамино плечо. Розмари выглядела, благоухала и звучала совершенно неуместно в этих бесцветных больничных коридорах. Сегодня она оделась в яркие многослойные одежды из шелка, пальцы по-прежнему были унизаны кольцами, ткань позвякивала монетками, пришитыми к подолу, рукавам и внутренней части карманов. Каштановые волосы уложены высоко на голове и украшены веточками тысячелистника, глаза налиты кровью. По мнению Эстер, она была похожа на безумную ясновидящую, спустившуюся из своей башни, чтобы сделать ужасное предсказание.

– О, забыла тебе сказать. Фред умер, – торжественно заявила Розмари, держа в руках чашку чая и глядя на плавающий сверху стебелек. Эстер знала значение этой чайной приметы, потому что мама повторяла его много раз: незнакомец придет.

– Что? Как это случилось?

– Не знаю. От него осталась только большая подпалина на кухне. Ты же знаешь, Айтварасы после смерти превращаются в искру.

– Ты считаешь, будто цыпленок самовозгорелся? – медленно произнесла Эстер.

– Фред был петухом, а не цыпленком. Точнее духом-петухом. И да.

– Ты видела, как это произошло?

– Нет, но, думаю, он пожертвовал собой ради спасения Юджина.

– Понятно.

Эстер встала. Розмари выловила из чая стебелек, положила его на тыльную сторону левой ладони и ударила по ней правой рукой. После одного удара стебелек соскользнул с кожи и упал на пол.

– Однажды придет незнакомец, – сказала мама. – Мужчина. Невысокого роста.

* * *

Днем поступил звонок из Лилак-Хилл. Розмари вывела Эстер из палаты Джоны и, пока они доставали банки «Кока-Колы» и пакетики чипсов из торгового автомата, сообщила: конец Реджинальда уже близок. Совсем скоро он уйдет.

– Медсестра сказала, что нужно с ним попрощаться, – добавила Розмари. – Сегодня. Не вечером, а прямо сейчас. Как можно скорее.

Эстер прижала пальцы к воспаленным глазам. Очень вовремя.

– Нужно сказать Юджину.

– Ни в коем случае. Твой брат ведь не может его навестить. Если ему сказать, он только расстроится.

– Но он никогда нас не простит, если мы не дадим ему возможности попрощаться.

– А я никогда не прощу себя, если не дам ему возможности поправиться. Ты знаешь, что я права, Эстер. Так что даже не уговаривай. Вы оба уже столько раз прощались с дедушкой.

– Юджин очень сильно любит его.

– Знаю, дорогая. Знаю. А теперь иди, пока он спит.

– Ты потом придешь?

– Редж – хороший человек, но я тоже давно попрощалась с ним. Сейчас Юджин нуждается во мне гораздо больше, чем он.

С языка Эстер чуть не сорвались слова: «Мы столько времени жили без тебя. С чего ты взяла, что одно твое присутствие здесь компенсирует эти годы одиночества?» Но она ничего не сказала. Хотя выражение лица все же выдало ее чувства, потому что Розмари притянула дочь к себе и крепко обняла. На мгновение Эстер ощутила вспышку некогда связывавших их уз, ярко пылавшую магию. Ей отчаянно хотелось раствориться в матери, хотелось, чтобы все стало прежним.

– Я знаю, что не оправдываю многие ваши ожидания, – прошептала Розмари. – Вы думаете, что я могла бы стать намного лучше. Если подобрать и заменить во мне некоторые детали, я буду хорошей мамой.

Слова больно обжигали, потому что были правдой; Эстер почувствовала, как вспышка дрогнула и погасла.

– Мама, прошу тебя… – Эстер со вздохом высвободилась из объятий и, подавшись вперед, прижалась головой к торговому автомату. – Я очень не хочу, чтобы ты так думала.

– Все хорошо, дорогая. Порой я