Сопровождающий провел его через просторную, хорошо обустроенную переднюю, в которой за столами трудилось множество писарей. Здесь же находились рабы, ожидающие поручений. Никто не обратил внимания ни на Тулла, ни на его спутника. Следующие два отдельных помещения оказались заполненными коллегами штабного офицера – они работали. Здесь Тулл привлек несколько любопытных взглядов, и это снова заставило его задуматься над тем, что приготовил для него Германик.

– Я слышал, ты был в Тевтобургском лесу, – сказал штабист, словно услышав мысли Тулла. Говорил он с уважением – в отличие от большинства комментаторов, которых Тулл наслушался за последние годы. – Ты сумел вывести несколько своих солдат.

Застарелая горечь шевельнулась в душе центуриона.

– Не слишком много.

– Ты сделал больше остальных, о которых я слышал. Даже Туберон спас всего восемь или девять человек.

Тулл насилу сдержался от гневной отповеди – Туберона и солдат Семнадцатого спас один из опционов – и только больно прикусил губу. Медный привкус крови наполнил рот, и в ответ он лишь проворчал что-то неразборчивое.

Его провожатый ничего не заметил.

– Там действительно пришлось так туго, как рассказывают?

– В десять раз хуже, – прохрипел Тулл.

– Посетить такое место – дело чести, – заявил штабист и добавил: – Я не согласен с теми, кто утверждает, что это навлечет на нас беду. Пусть прошли годы, но павшие римляне заслуживают погребения.

Эта неожиданная искренность привела Тулла в замешательство, и он так и не успел ответить. Они остановились у входа в последнюю секцию шатра. Дорогу им преградили два телохранителя с непроницаемыми лицами, словно высеченные из гранита.

– Старший центурион Тулл, Седьмая когорта Пятого легиона, вызов к наместнику, – объявил штабной.

Телохранители глазами обшарили Тулла от макушки до пят. Один из них издал нечленораздельный звук, который мог означать что угодно – от «так точно» до «мне насрать» – и исчез за перегородкой. Центурион привык к такому поведению телохранителей высших военачальников, но это никогда ему не нравилось. Когда второй охранник снова уставился на него, Тулл ответил жестким, как кремень, взглядом. «Может, по сравнению с тобой я и старик, но за твое жалованье, куча ты дерьма, заставил бы тебя побегать», – подумал он.

– Наместник ждет, – произнес, вернувшись, первый телохранитель и отвел занавес на входе.

Штабной офицер жестом показал Туллу, что можно входить.

Тот нервничал так же сильно, как в тот день, когда на триумфе Тиберия его узнал Германик. Глядя строго перед собой, он вошел, печатая шаг, как на парадном плацу, – высоко поднимая ноги, развернув плечи и выпятив грудь, и остановился перед Германиком по стойке «смирно». Тот сидел за столом из розового дерева, инкрустированным серебряными накладками. Перед ним, возле правой руки, лежали документы; левее – чернильница и простое железное стило. Выглядел Германик постаревшим и более уставшим, чем обычно, но в его глазах и твердых очертаниях подбородка по-прежнему читалась непреклонная воля.

– Старший центурион Тулл, – доброжелательно произнес наместник.

– Господин!

– Никому нас не тревожить, – приказал Германик телохранителю. – Вольно, Тулл. Присаживайся.

– Моей кольчугой – да на дерево, господин, – запротестовал Тулл. Стальные кольца царапали все, к чему прикасались.

– Садись, – велел наместник. – Не обращай внимания.

Стул из эбенового дерева на вид стоил небольшого состояния, но Тулл не собирался спорить с одним из самых могущественных людей империи. Придержав ножны рукой, чтобы не сползали за спину, он уселся.

– Благодарю, господин.

Германик повел рукой в сторону туалетного столика справа от себя, на котором стоял кувшин.

– Вина?

Тулл собирался отказаться – он часто встречался с Германиком, но для этой беседы хотел сохранить ясную голову. Однако после разговора со штабным офицером ему было не по себе.

– Выпью, господин. Благодарю тебя. – Ему стало неловко, когда Германик поднялся и взял кувшин. – Позволь мне, господин, – сказал Тулл, привстав со стула.

Германик рассмеялся.

– Сядь. Я и сам в состоянии налить вина.

В смущении центурион наблюдал, как Германик наполняет два изящных кубка из синего стекла и передает один из них ему.

– Благодарю, господин. – Тулл с восхищением разглядывал поверхность стекла, украшенную изображением двух сражающихся гладиаторов.

– Прелестная вещица, а?

– Поразительное сходство, господин.

– Так и должно быть – сообразно цене, уплаченной за каждый. – Германик весело поднял брови, заметив, как бережно Тулл держит кубок. – Пей, центурион, и не беспокойся о посуде.

Набравшись духу, тот пригубил вино. Это был прекраснейший напиток, который ему доводилось пробовать, – с насыщенным вкусом, сухим землистым ароматом и отзвуками роз и трюфелей.

– Оно тебе нравится? – Германик с улыбкой смотрел на Тулла.

– Разве не заметно, господин?

– Ты выглядишь как человек, умирающий от жажды.

– Я никогда не пил ничего лучше, господин. – Тулл опустил кубок.

– Пей, центурион, пей! Ты заслужил это. – Германик сделал глоток из своего кубка.

Тулл смаковал второй глоток даже дольше, чем первый.

– Восхитительно, господин.

Германик выглядел довольным.

– Ты уже видел орла Девятнадцатого?

– Я отдал дань уважения и посетил святыню в штаб-квартире, господин. – Тулл хотел остаться один и надолго задержался после ухода старших командиров. Орел был поцарапан, древко сломано, несколько молний утеряно, но от него ощутимо исходило величие. Наедине с орлом горькие чувства прорвались наружу. Он стоял на коленях и плакал, горюя по погибшим солдатам своей центурии. По своей когорте и всему легиону. По всей армии Вара. По утраченному орлу своего легиона. По матери Артио и даже по несчастному, обманутому Вару. Плакал, переживая позор всего случившегося. Потому что выжил, когда столь многие погибли. Плакал по потерянным в этой ловушке солдатам, которых не смог спасти. И не в первый раз подумал, что, возможно, для него было бы лучше умереть там…

– Должно быть, ты расстроился, увидев его. – Голос Германика прозвучал мягко.

– Я радовался и в то же время горевал, господин, если ты понимаешь… если ты понимаешь, о чем я.

– Наверное, тебе хочется, чтобы нашли орла Восемнадцатого.

– Да, господин, – вздохнув, согласился Тулл.

Германик стукнул по столу кулаком.

– Твой орел будет найден. Это только начало.

– Рад слышать, господин.