Вот же я самая настоящая – Анна, с татуировкой на запястье, с памятью от рождения и до сего момента, со всеми своими эмоциями, переживаниями, поступками.

И в то же время что-то внутри спорило со мной же.

– Если я копия, – спросила у Шуши, проталкиваясь вперед, – то значит, настоящая я все еще там? В родном мире? Никто меня не ищет?

– А зачем искать того, кто не пропадал? – ответила вопросом на вопрос крыса. – Настоящая ты летела в самолете, наверняка долетела, куда планировала.

В отличие от Кристоффа и Рассела Шуша свободно оперировала понятиями моего родного мира, словно они были ей уже давно привычны.

И это заставляло меня еще больше убеждаться, что она не врет. Та «я» отлично отдохнула на курорте, давно вернулась на родину к родителям и друзьям и даже не подозревает, что все это время часть ее тут, в другом параллельном мире…

Но ведь я никакая не «часть». Все внутри никак не соглашалось принимать на веру остальную историю. Осознавать себя копией было досадно.

Мы почти выбрались из барака-сарая, когда Кристофф обернулся к Шуше:

– Где Алмур? Ждет нас снаружи в засаде? Зачем ты вообще вернулась в покои, если знала, что все скоро исчезнет?

Девочка поморщилась.

– Исчезнет не совсем все. Только стены – то, что стоит тут дольше всего. Некоторые предметы останутся. Я лишь подкидывала улики, которые бы навели остальных на мысль, что произошел очередной взрыв.

– А Вильгельм? Ожидает нашего выхода на улице?

– Нет, конечно, когда все здесь рухнет, он планировал быть где-нибудь на виду, чтобы обеспечить себе алиби, – буркнула Шуша. – Запивает нервы и стресс после операции короля в какой-нибудь дорогущей ресторации. Я должна была вернуться к нему после того, как все сделаю.

– Продуманный прохвост, – прошипел Рэкшор и распахнул дверь на выход. – Убираемся отсюда!

Мы отбежали добрых метров двести, когда я обернулась и застыла, глядя на то, что происходило за моей спиной.

Стены постройки мерцали, будто угли от костра, красные всполохи пробегали по оконным проемам, соломенной крыше, а в следующий миг яркое зарево взрыва озарило все вокруг.

Гулкий грохот прокатился волной от эпицентра в стороны, заставив прикрыть уши и присесть, пригибаясь в страхе, что с неба начнут падать обломки.

Но ничего не падало, даже пепел.

Звенящая тишина поглотила все вокруг.

Я недоверчиво открыла глаза, вглядываясь в место, где теперь зияла дыра котлована.

Уже привычное пожарище с остатками какой-то мебели, тлеющих тряпок и дверей. В этот раз остались не только внешние, но и внутренние… да и в целом разрушения показались мне не такими внушительными, как в предыдущие разы.

Кристофф задумчиво цокнул языком, и раздался шорох разворачиваемого фанатика…

– М-да… – протянул он, закидывая конфету в рот. – А вы поистине та еще взрывоопасная штучка, Анна… Разумеется, если эта крыса сказала нам правду. Поэтому теперь я хочу знать, что вообще, рурк подери, происходит.

– Что, прямо здесь? – Шуша обвела рукой ставший пустырем двор и неуютно поежилась, завернувшись сильнее в свое покрывало. – Мне бы переодеться.

– И не надейся, – рыкнул на нее Рэкшор. – Кроме того, я теперь Анну ни к одному зданию не подпущу, пока не разберутся, в чем дело.

– Это как раз зря, – фыркнула крыса. – Теперь она еще долго будет не опасна. Вполне возможно, это было последнее исчезнувшее здание в цикле ее восстановления в нашем мире. Процесс конечен. Впрочем… я уже и так сказала достаточно. Можете ломать щиты: скоро Алмур вернется за мной, когда поймет, что меня схватили. И тогда вам несдобровать.

Она звонко расхохоталась, показывая, что раз опасность отлегла от ее шкуры, теперь Шуша ни слова не скажет.

Я подскочила к ней и, схватив за полы покрывала, тряхнула:

– Вываливай все, что знаешь. Иначе к чертям щиты – я тебе руки-ноги переломаю. И что-то подсказывает: останавливать меня не станут.

Шуша, глянув на меня скептически, фыркнула:

– Переломать кости оборотню – смешно…

Я же достала из кармана обломки ошейника Шуши и вкрадчиво проворковала:

– Нацеплю на тебя эту штуку и раздавлю, как крысу, каблуком. Думаю, для этого мне много сил не понадобится…

Взгляд девчонки забегал; кажется, она прикидывала варианты. Кинула молящий взгляд на Бэдфорда.

– Рассел, ты же знаешь меня столько лет… Ты же спасал меня, ты ведь не позволишь ей…

– Позволю, – оборвал он. – Возможно, не стоило тебя спасать еще тогда. В конце концов, я с детства ненавижу крыс.

Шуша поджала губы, сдаваясь, и неохотно стала рассказывать:

– Все началось двадцать лет назад, когда мы с Вильгельмом жили в небольшой деревушке недалеко от мыса Белых Рысей. Он с детства проявлял незаурядные способности, хоть и родился в доме пастушьих. Его судьба была пасти коров, и ничего больше, а я моя – стать крысой-уборщиком, подгребать мусор за остальными. В шесть лет Вильгельм понял, что может читать мысли и стирать память, его отец несказанно этому обрадовался. Неслыханное везение – менталист, родившийся в низшем доме.

– Так не бывает… – встрял Рассел.

– Бывает, – покачала головой Шуша. – Очень-очень редко. Но радость вскоре омрачилась, когда проявилась вторая способность Вильгельма – тряпичник, шитье одежды. Два дара в одном человеке – это напугало его семью. Они решили, что подобное опасно. Ведь все знают легенду о рурках: две способности – это немыслимо и даже незаконно. Узнай о таком дом Вивьернов, Алмура бы убили, несмотря на возраст. Поэтому отец Вильгельма строго-настрого запретил ему показывать свой дар кому-либо. Его семья оказалась труслива. Они побоялись и решили, что лучше всю жизнь пасти коров на никому не известном мысе, чем быть стертым рукой власти. Но однажды все изменилось в один миг. На мыс налетела сильнейшая гроза. Мы с Вильгельмом не успели вернуться в деревню до ненастья и решили переждать непогоду в одной из пещер. Молнии били в воду и в камни, земля содрогалась, а после начался немыслимый шторм. Помню, мы перепугались настолько, что решили: если выживем, то когда-нибудь через годы поженимся…

– Что? – резко выдохнул Кристофф. – Поженитесь? Алмур же сохнет по мужчинам.

Шуша глянула на блондина скептически, так что всем сразу стало понятно, что даже эта «голубая» деталь в биографии модиста была искусной ложью.

– Вас это волнует или моя история? – спросила Шуша и, не дождавшись ответа, продолжила: – Все стихло так же внезапно, как и началось. Небо просветлело, гроза и шторм ушли. Мы выбрались из пещеры и обнаружили на берегу мужчину. Тогда мы решили, что его вынесло на берег непогодой и он мертв, но ошиблись. Человек оказался жив, и мы приволокли его в деревню. Отец Вильгельма приютил несчастного. Мы долго выхаживали того мужчину. Больше недели он был без сознания. И никто не знал ни его имени, ни возраста. У нас не было ни денег вызвать ему лекаря, ни возможности послать в город за полисмагом для установления личности или принадлежности к дому. А потом тот мужчина очнулся. Он говорил на незнакомом языке – мы не понимали ни слова из того, что он пытался объяснить. Этот человек рисовал много непонятных символов, а мы удивлялись, как ловко он делал простейшие наброски. Помню, все в деревне подумали, что он из дома художников, и уже собирались отвезти его в ближайший город… но он сам отказался, всеми доступными способами показав, что не хочет никуда отправляться. А потом в деревне исчез первый дом, заброшенный, на окраине, поэтому всем было плевать, когда в одну из ночей от хижины остался только остов…