Этак если Миа у нас по какой-то причине выйдет из строя, вся работа встанет! У нее даже помощников нет. Хотя по штату ей, вроде, положено… (Пометка: уточнить у моего секретаря, положено или нет.)

Тоже тема отдельного разговора — в смысле, рабочего совещания — но явно не сейчас время его проводить. Сейчас слишком много текучих дел: опять забилась канализация в коммерческом отсеке, и тут уже не свалишь на редкий тип глины или блестки с чешуей, уже понятно, что проблема системная — нужно менять трубы.

— Денег в бюджете на это пока нет, — говорит Нирс. — В следующем расчетном периоде, возможно, появятся, но пока…

— А следующий расчетный период — когда? — спрашиваю я.

— Через пять дней.

— Ну, может, объявим тогда, чтобы пользовались канализацией с осторожностью? — спрашиваю я.

В памяти всплывают многочисленные объявления с моей родины, на которые я натыкался в бизнес-центрах. Мол, не сливайте в унитаз заварку, туалетную бумагу выкидывайте в отдельное ведро…

— Увы, — возражает Бриа, — это повлечет убытки для станции. Дело в том, что, по новому Уставу, мы должны обеспечить им условия согласно акту, составленному при заселении. Если вдруг что-то нарушается — мы платим неустойку. В смысле, пропорционально уменьшаем размер арендной платы.

— Хм, — говорю, — мы что же, не имеем право ничего чинить?

— Почему, чинить как раз имеем. А вот говорить «извините, пожалуйста, починим позже» или оставлять без починки — нет.

— А наш Устав оговаривает, сколько дней в месяц мы имеем право чиниться?

— Нет, это должно оговариваться арендным договором… но я пока еще не позволила никому включить данный пункт, — Бриа улыбается с законной гордостью. — У нас ведь космическая станция, без форс-мажорного ремонта не обойдется. Еще не хватало за это платить неустойку!

— Вы — просто клад, — говорю я совершенно искренне. — Тогда Нирс, вот что. Вы можете повесить объявление, что…

— Что ведутся ремонтные работы, и создать видимость активности? — улыбается Нирс. — Хорошо, попрошу туда заглянуть ремонтников, пусть зальют что-нибудь долгосохнущей пеной. Если мне не изменяет память, у них как раз есть такая, которая сохнет дней пять.

— Пять дней нам не надо, нам только три.

— Так если она совсем засохнет, потом ее не отдерешь, — резонно возражает мой зам.

— Ну, значит, так и сделаем, — говорю я. — Главное, проследить, чтобы действительно все счистили и на пять дней не осталось.

После этого мы разбираем еще несколько случаев такого же плана: хозяйственные неурядицы, мелкие недопонимания между населяющими станцию инопланетянами и тому подобное. Наконец Бриа говорит:

— Следующий вопрос на повестке дня — петиция о признании станции «Узел» произведением искусства. К сожалению, она была предварительно отклонена, но я могу повторно направить ее в комитет по межкультурным контактам…

— Стойте, — говорю я, — какая петиция? Это же в игре было!

— Да, — отвечает Бриа, — но нам тут так понравилась эта идея, что мы направили ее в соответствующие инстанции. Вообще-то, с этого времени мы и стали к вам присматриваться, капитан.

— Вот оно как… — бормочу я. — А что, тут сарги тоже заставляли коридоры какими-то пирамидками?

— Пирамидок не было, — качает головой Бриа, — но в от их артисты граффити не давали жить.

— Да, — Нирс морщится, зачем-то потирая руку. — На меня две административки повесили за то, что я пытался их как-то разнять.

— Они еще и дрались?!

— Сарги подходят к своему искусству очень серьезно. Нам стоило большого труда прекратить постоянные стычки. То, что мы подали прошение о признании станци объектом искусства, очень помогло.

— Ни хрена себе… — бормочу я.

Вспоминаю, что даже читал нечто подобное во вводных данных — мол, беспорядки среди саргов, удалось унять с помощью нестандартных мер. Но что за беспорядки и что за нестандартные меры, как-то не вник.

Помилуй бог, ведь невозможно успеть все! Тем более, что здешние сутки примерно той же длины, что земные.

— А теперь, — говорю, — раз прошение отклонили, сарги что, продолжат рисовать граффити и ходить в крестовые походы на тех, кто не отличает Моне от Мане?

— Какие походы? — спрашивает Нирс Раал.

— Не поняла вас, — одновременно с ним говорит Бриа.

— Извините, — каюсь я, — культурные отсылки. Неважно.

— Если вы имеете в виду, не сорвутся ли сарги снова с цепи, — отвечает Бриа, — то чего-то такого вполне можно ожидать.

— Ладно, — я вздыхаю, — тогда подавайте еще раз то же самое заявление в другую комиссию, или куда вы там собирались, а по поводу саргов есть у меня одна идея… Давайте я сейчас вам ее в общем обрисую, а потом нужно будет еще с Миа обсудить. И если все реализуемо, встретимся с представителями саргов, обсудим с ними.

На самом деле плана у меня нет… так, смутные наметки, все из тех же, которые крутились у меня в голове в течение двух недель пути до «Узла» на кораблике Абдуркана Рахмана. В суете постоянных происшествий я о них забыл, а вот теперь — вспомнил.

Идея, конечно, завиральная, но… почему бы и нет? С медицинской Академией Аллероп ведь получилось! Скажем так, начало получаться. А то, что я задумал насчет саргов, даже проще.

— Хорошо, капитан, — говорит Бриа со своей обычной суховатой иронией, — хотя у меня есть ощущение, что слово «реализуемо» вы понимаете как-то иначе, чем большинство.

Почему-то мне хочется воспринять это как похвалу. Подумав, так и делаю.

— Все верно, — говорю я. — Иначе как бы меня занесло на эту станцию?

* * *

— Академия художеств? — смеется Бриа.

Мы с ней сидим на диване у меня в каюте. Диван мягкий и удобный, правда, не очень большой, скорее, похожий на раскормленное кресло. Но когда двое весь день только созванивались да пару раз пересеклись на удаленных совещаниях по видео, это скорее преимущество, чем недостаток.

Миа свернулась у меня под боком и потягивает… нет, не саалгарш и даже не чай. Но — пресловутую воду с сахаром, чуть теплую. Все-таки на такое сибаритство я ее уговорил. Нет, даже на два сибаритства: диван-то мягкий! Нет, на три: еще и теплый Белкин свернулся у нее на коленях и мурлычет.

Белкин, конечно, предатель, а я — просто бездна разврата для чистых душой талесианских аскеток.

— Да, — говорю. — Академия. Пусть соберутся вместе и создают общую культурную идентичность. Решают, что определяет искусство и тому подобное. Это их надолго займет.

— Будет рассадник болтунов, тянущий из нас деньги, и больше ничего, — недовольно морщится Миа.

— Да ладно. Вон у Аллероп вполне себе рабочая группа подобралась…