объясниться в этом перед другими».

«Улавливаю – у каждого своё место, верно?»

«Верно, да не совсем. Смысл чуток в другом. Да, у раба или животного нет «я», их место внизу, их судьба решается другими. У них нет возможности объясниться. Но эта возможность есть у настоящей личности. Света-драконица, к слову, это совсем недавно сделала, объяснив, кто она и кто ей окружающие люди. Это первый шаг в становлении личности».

«Тревожно мне. Как бы снова чего-нибудь не случилось».

«Евгений упоминал некие изменения в разуме Светы. Может быть, это они и есть – что внутри её головы будут жить одновременно и отдельно две личности».

«Наворотил дракон, ничего не скажешь».

– Ты явно с кем-то разговариваешь, – ласково сказала Света-драконица. – Позволь прекратить эти кошки-мышки. Сергей Казимирович, ну же, покажитесь, я хочу услышать ваш ласковый отцовский голос.

Я разозлился.

– Перестань, Света! Сейчас же прекрати эту галиматью!

Губы драконицы скривились, голова наклонилась набок.

– Не ругайся, дорогой. Я же не требую чего-то сверхъестественного, – она призадумалась. – Хм-м-м, а вот когда Света-человек проснётся, будет ли хорошей идеей рассказать ей, что голос внутри головы её любимого – её отец? Причём рассказать аргументированно, расставляя все точки над «i»…

«Ну всё, это уже ни в какие ворота не лезет!» – сказал Сергей Казимирович.

Из меня вдруг вырвалась сущность и материализовалась рядом со мной в крепкого седовласого мужчину лет шестидесяти, одетого в чёрные джинсовые брюки и голубоватую рубашку с коротким рукавом; на ногах его блестели чёрные деловые туфли. Он потёр волосатые руки, словно ему было холодно, и указал затем пальцем на драконицу:

– Шантажировать решила, значит? Да, видна частичка Евгении в тебе. Она тоже любила поддеть, зацепить за живое. Ну и чего? Вот он я! Радуйся, дракони́ца, – Сергей Казимирович произнёс последнее слово нарочно так, как говорю я, – твоё желание исполнилось!

В глазах Светы-драконицы появилось нескрываемое счастье, пасть чуть приоткрылась, словно оттуда должно было вырваться что-то вразумительное, но не могло. Лишь спустя несколько секунд она с улыбкой смогла промолвить:

– Папа…

Сергей Казимирович лишь покачал головой.

– Не папа я тебе никакой, Света-драконица, – сказал он нейтральным голосом без единой нотки злобы или презрения. – Я папа лишь для одной Светы, той, что сейчас спит и видит яркие сны.

– Но… – Света-драконица явно замялась. – Но ведь я и она – фактически одно и то же лицо.

– Так было, пока ты не решила объявить себя отдельной личностью, – непоколебимо сказал Сергей Казимирович. – Теперь ты – не она. Ты совершенно другая. И ты совершенно одна.

Света-драконица понурила голову, расстроившись. Мне даже показалось, что у неё задрожали губы. Я посчитал, что всё ещё могу разговаривать с Сергеем Казимировичем с помощью мыслей, и не ошибся. Я спросил:

«Не считаете ли, что это уже слишком?»

«Не считаю, – ответил Сергей Казимирович, посмотрев на меня краем глаза. – Личность должна не только объясниться, но и уметь защититься. Она, считай, только родилась, поэтому совсем одна. Чем раньше она это поймёт, тем слабее будет удар. Обычная психология, тут ничего не поделать».

Во мне вдруг заговорила чужая кровь, драконья, мне стало жаль Свету-драконицу. Пусть она во многом и нетактична, но воспоминания о тех приятных мгновениях моего времяпрепровождения со Светой во время обучения заставили понять, что они возникли именно благодаря ей – этой драконьей сущности, что ныне называла себя отдельной личностью. Внутри – я чувствовал это явственно, – она добра и ласкова. Она и правда умеет любить и хочет быть любимой. И заслуживает этого.

Я человек незлой, поэтому подошёл к Свете-драконице и коснулся её массивной чешуйчатой руки, той части, которую не покрывала одежда.

– Ты не серчай на Сергея Казимировича, – сказал я. – Он человек добрый, пусть и своенравный. Ты уже не одна, у тебя есть я.

Света-драконица слабо улыбнулась и приложила руку к моей спине, чуть приобняв. Сергей Казимирович мановением руки буквально из воздуха создал старинного вида табурет и уселся на него в позу полководца, довлеющего над полем брани. Я и забыл, что в собственном сне можно творить любые чудеса – отнюдь не часто пользовался возможностью поиграть в бога. Сейчас решил этой возможностью воспользоваться.

– Это тебе, – сказал я, сотворив пышный букет из двадцати одного тюльпана, это мой любимый цветок. – Чтоб не расстраивалась.

– Цветов мне ещё не дарили, – призналась Света-драконица и вдохнула лёгкий аромат тюльпанов. – Ой, чудесные какие. Спасибо. Позволь и мне тебе кое-что подарить.

В руках Светы-драконицы появилось красное знамя с изображённым на ней крупным двуглавым драконом, что распростёр крылья в стороны и держал в руках Конституцию с красной звездой посередине. Это – я уловил сразу – стилизация под современный герб, где золотой двуглавый орёл держит Конституцию – основной закон государства Российского. У него имелись примечательные детали, а именно моя фамилия и фамилия Светы, написанные внизу, и несколько слов на крыльях, написанных словно от руки: «Родина; Любовь; Победа; Прогресс».

– Миленько, – честно оценил я знамя.

– Верно, миленько, – Света-драконица приблизилась к моему уху. – На этом знамени изображён герб нашей с тобой семьи. Я его сама придумала и нарисовала.

– Семьи уже, значит? Что ж, жаль, что он останется здесь, в мире снов, – сказал я, продолжая изучать знамя.

– Отнюдь, – Света-драконица помотала головой. – Думаю, можно как-нибудь его да изобразить в вашем мире-измерении. Я найду способ.

«Последняя фраза звучит, как откровенная угроза моей дочери, – сказал Сергей Казимирович. – Ты не привыкай к ней слишком сильно. Если вдруг она будет угрожать Свете, я лично приму участие в устранении этой угрозы».

Краем глаза я взглянул на него – он сидел в той же позе, но приобрёл взгляд, полный решимости.

«Я ощущаю паранойю в вашей речи, Сергей Казимирович. Вы боитесь Свету-драконицу».

«Да, боюсь. Я, как человек, в принципе боюсь неизвестности. История знает лишь несколько задокументированных случаев жития внутри сознания человека двух разных личностей одновременно. Но конкретно этот случай – другой. Это случай, когда медаль разделилась надвое. Разделённая медаль приобретает ещё одну сторону. Какую скрывает эта?»

«Света-драконица слишком наивна, чтобы сделать что-то, что может подвергнуть Свету или меня с вами угрозе».

«Вот именно – она слишком наивна. Она жила триста лет, но, считай, прожила совсем нисколько. Она не знает того, что знает Света-человек. Во всяком