Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да уж! А давай завтра, а? Я с тобой на автобусе доеду. Давай?
– Не спеши, Светочка, – покачал я головой, будто девушка могла меня видеть. – Мама твоя обо всем договорилась с директором?
– Да, да! – нетерпеливо откликнулась Шевелёва. – Контрольные я все посдавала, оценки за первую четверть мне выставили. Только…
– Только что?
Света вздохнула.
– Надо медкомиссию пройти…
– Во-от! Да я бы тебя хоть сейчас отвез, но без разрешения врачей… Сама понимаешь! Директор молодец, даже не ожидал от него – все гороно на уши поставил. Орал, говорят… «Ребенок хочет учиться! – кричал. – Так пусть учится! Он больше пережил, чем мы все, вместе взятые!»
– Да чего я там переживала… – смутилась девушка. – Ничего же не болело…
– Знаешь, душе бывает больней, чем телу.
– Знаю, знаю… – вздохнула Света. – Тогда в декабре только…
– Да тут осталось-то!
– Ага, целых две недели! А ты этот… бесконтактный массаж будешь еще делать?
– А надо? – улыбнулся я.
– Знаешь, я как-то привыкла… Мне потом так хорошо, так спокойно… И ночью крепко спится!
– Ладно, завтра в шесть. Годится?
– Ага! Ну, до завтра!
– Давай…
Я положил трубку и не сдержал улыбки. Привыкла она!
Пятница, 23 ноября 1974 года, вечер,
Первомайск, улица Ленина
Я не зря выбрал вечернее время для визита к Шевелёвым. Мать близняшек работала на заводе им. 25 октября, и сегодня у нее вторая смена. Так что дома будут лишь Маша со Светой.
Все-таки стеснялся я Надежды Романовны! Паршиво бывает, когда приходится утешать женщину, у которой горе, но сколько же переживаний, смущения и неловкости испытываешь при матери, ребенку которой суждено было остаться калекой на всю жизнь, а он скоро опять пойдет в школу…
Сказать нечего, мне очень, очень приятно, что я смог, что Света уже здорова. Слабость, неуверенная походка – это все пройдет со временем.
Вот с такими мыслями я и явился в гости.
Открыла мне Маша. Заулыбалась сразу, распахнула дверь пошире.
– Заходи, заходи, Мишенька! Светка тебя уже заждалась! Привыкла, говорит!
– Бороться надо с вредными привычками, – улыбнулся я, вешая куртку и разуваясь.
– С полезными, Миша, с полезными!
– Где мои разношенные?
Подцепив тапки, я сначала прошел в ванную, тщательно вымыл руки, вытер их насухо и лишь затем направился в спальню. Света лежала в обычной своей ночнушке, сияла, как обычно, и лишь румянец во все щеки отличал ее сегодняшнее настроение.
– Привет! – сказала она торопливо. – На животик?
– На него, – улыбнулся я.
Кряхтя, девушка перевернулась.
– Лечить уже не буду, – предупредил я, – ты вполне здорова, а слабость… Думаю, к Новому году все придет в норму. Так только, подпитаю…
– Ага…
Я опустил руки, легонько провел ладонями поверх поясницы, чувствуя, как вдруг напряглись стройные «лапы». Вот тут-то меня и посетило первое подозрение. А Светка ли это вообще? Да, у Светланки ноги были худее, но мышечный тонус у нее восстановился еще на той неделе. Трудно распознать, чьи это ноги – близнецы же. Но! Светлана всегда лежала расслабленно, ей попросту тяжело было напрягать мышцы. А мы сейчас проверим! Старательно «зярядив» ноги девушки, я скомандовал:
– На спинку!
Света без разговоров переворачивалась, улыбаясь при этом смущенно, но не по причине стыдливости – она стеснялась своей «худобы». А вот Лжесвете такое было непривычно.
Она легла на спину. Глаза же в панике бегали и скакали, избегая встречи с моим взглядом.
Я наклонился и ласково сказал:
– Ма-аша…
Девушка зажмурилась и жалобно заныла:
– Я больше не буду! Мне только хотелось попробовать…
– Попробовала? – улыбнулся я.
– Ага… Мне так сты-ыдно!
Маша снова покраснела, глазки потупила – и вздохнула покаянно.
– Идите чай пить! – позвала Света. – Хватит уже…
– Миша, ты не обиделся? – шепотом спросила Маша.
– Нет.
– Совсем-совсем?
– Совсем-совсем. Пошли, пока Светка весь чай не выпила!
– Пошли! – радостно вскочила Маша.
Я проводил ее на кухню – девушка выступала в Светкиной ночнушке, словно в длинном платье, только вместо туфель на шпильке она обула тапки.
Света успела накрыть стол, выставив бутерброды, баранки, остаток вафельного торта, а посередине пыхтела фамильная ценность – электросамовар.
– Зря ты ее простил, – улыбнулась Светлана.
– А сама-то… – буркнула Маша.
– Я тоже виновата… – вздохнула сестра.
– Ой, да ни в чем вы не виноваты! – отмахнулся я. – По-русски это называется «озорство», тут даже прощать нечего! – И ухмыльнулся: – Отшлепать разве что обеих!
Близняшки мило покраснели, и тут в прихожей задренчал звонок, давая повод снять смущение.
– Я открою! – подхватилась Света.
Вставала она медленно, с легким напряжением, да и шагала неторопливо, экономя силы, но заметить в девчонке недавнюю инвалидку не получалось. Я гордо улыбнулся.
Щелкнул замок, и прихожка огласилась звонким голоском Инны:
– Привет, Машечка!
– Привет, – следующий в очереди голос тоже был девичьим, нежным, но уже и грудным. Что, и Рита здесь?
– Привет! – бодро поздоровался Дюша.
– Привет! – это уже фальцет Изи.
Все в сборе!
– Ой! – спохватилась Маша. – Я же в одной ночнушке!
Среагировал тут же:
– Жди!
Метнувшись в спальню, я подхватил халатик и вернулся обратно, натянуто улыбаясь гостям. Рита, увидев халат, сразу догадалась, в чем дело, и бесцеремонно придержала Изю, норовившего попасть на кухню первым. Динавицер затрепыхался, но вырываться не стал – его за шиворот держала сама Сулима!
Скользнув бочком в полуоткрытую дверь кухни, я распахнул халат. Маша радостно улыбнулась и мигом облачилась. Села, затягивая пояс, сразу принимая вид королевы, соизволившей дать аудиенцию. Рита заглянула и позвала всех за собой. Секунду спустя кухня была полна, и все наперебой поздравляли Машу с выздоровлением.
Девушка улыбалась, кивала, потом глянула на меня и сказала:
– Вообще-то я Маша.
Все смолкли, обернулись к Свете, а Дюха растерянно вымолвил: