но это обстоятельство нисколько не облегчало собачью боль. Александр Петрович прикоснулся рукой к раненой ноге Шарика, чтобы лучше ее осмотреть, в тот же миг Шарик заскулил сильнее и отдернул ногу.

— Прости, мой дружочек, — пробормотал Александр Петрович, вытирая слезы с глаз. — Я не хотел сделать тебе больно.

— А ну закрый пельку, Султан, — старуха замахнулась палкой на овчарку. Та, заметив палку в руках старухи, бросился в буду. Через миг из будки показалась собачья голова. Султан ни на миг не хотел терять из поля зрения противника.

— Шо за странна людына, — рассмеялся дед Михайло за спиной Александра Петровича. — З собакой як з людыною поводыться. Та живый ваш пес. Ничого з ным не трапылося. Поклыгае, поклыгае и буде бигаты. Ото люды е.

— Чого ты розбазикався, старе опудало? — старуха повернулась к старику. — А ну бижи нагодуй тварыну у хливу, бо ий богу дам палкою по спыни.

— От стара, дождешься, шо я твою палку у грубу кыну, — ухмыльнулся дед Михайло, направляясь к хлеву.

— Побалакай, побалакай мени. Не подивлюсь, шо люды в хати, як огрию палкою, бильше не захочешь.

— Мы пойдем, — Александр Петрович поднялся на ноги и развернулся к старухе. — Спасибо вам за ночлег.

— Куды ж вы пидете?! — воскликнула старуха. — Хоч поснидайте. Негоже так просто иты з подвирья.

Александр Петрович посмотрел на собаку, жавшуюся к его ногам. Нога Шарика все также была поджата. Долго ли он сможет так идти? Не дать ли ему немного времени отдохнуть, отойти от пережитого? Эти вопросы сейчас больше всего занимали Александра Петровича.

— Если вы настаиваете, мы побудем немного у вас в гостях, — сдался Александр Петрович.

— Звычайно настаиваю. Видпочиньте, поижте и потим идить. Як годыться.

— Пусть будет так, — Александр Петрович попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. — Вы не против, если я оставлю собаку в летней кухне?

— Конечно, я не против. Залышайте, а потим прыходьте до хаты. Там тепло. Я грубу натопыла. А я пиду пораты, корову треба подоиты, кур, качок, кролив нагодуваты. Мий старый обовьязково шось забуде. Знаю я його. Горе мени з ным. Ой, горенько-горе, — старуха помотала головой из стороны в сторону и пошкандыбала к хлеву.

Александр Петрович наклонился и взял Шарика на руки.

— Ой, беда-беда, — сказал он, прижав собаку к груди. — Как же так получилось? Что ж делать-то? Что делать?

Александр Петрович посмотрел в грустные глаза Шарика, и ему стало так больно, словно это его покусала собака. В уголках глаз старика вновь выступили слезы.

— Бедный, бедный Шарик, — пробормотал старик и направился в летнюю кухню.

Уложив Шарика на кровать, старик надел ему на шею ошейник и привязал его конец к быльцу кровати. Так, на всякий случай. Как бы Шарику вновь не захотелось поискушать судьбу.

— Отдыхай, мой дружочек, — сказал старик и погладил Шарика по голове. — Будем надеяться, что рана не серьезная и ты быстро поправишься. Я бы очень этого хотел.

Александр Петрович вышел из кухни и прикрыл за собой дверь. Шум цепи привлек его внимание. Султан все так же сидел в будке, но теперь его взгляд был сосредоточен не на Шарике, а на старике. Александр Петрович хотел было пройтись к хлеву и посмотреть живность, но для этого пришлось бы проходить рядом с будкой Султана. Старик не рискнул. Как-никак он здесь чужой, и собака его не знает. Здравый смысл взял верх над любопытством, Александр Петрович не спеша направился в дом. Старик подумал, что пока старик со старухой занимаются хозяйством, он может поработать над рукописью. Когда еще представится возможность поработать в тепле, с удобствами большими, чем лавка на трассе или в городском парке.

Александр Петрович разулся на веранде, после чего прошел через небольшие сени и очутился в небольшом коридоре, одна часть которого вела на кухню, где старик увидел большой деревянный стол, стулья, два подвесных шкафчика, — один для посуды, другой для кухонных принадлежностей, — и большую печь. На стенах висели образы, несколько свеч и керосиновая лампа. Вторая часть коридора вела в комнату, в которой Александр Петрович увидел три кровати, телевизор, стол и несколько стульев. На стенах кроме образов висели фотографии. У дальней стены Александр Петрович заметил грубу и недалеко от нее дверь, ведущую в другую комнату. Старик не стал заглядывать в эту комнату, удовлетворившись осмотром комнаты, в которой находился.

Александр Петрович достал из кармана пальто тетрадь с ручкой и положил их на стол, затем снял пальто и повесил на спинку стула. Бросив взгляд на тетрадь, старик сел за стол и накрыл рукой ручку, словно намеревался взять ее в руку.

— Пора творить, — улыбнулся Александр Петрович, чувствуя легкое возбуждение от предстоящего процесса.

Старик открыл тетрадь, пробежался взглядом по уже написанному, после чего закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Легкая улыбка появилась на его губах. Открыв глаза, старик взялся за ручку и начал писать.

* * *

Александру Петровичу повезло, часа два его никто не тревожил. Старик со старухой, занятые работой по хозяйству, казалось, забыли о госте. Когда же они вспомнили о нем, Александр Петрович успел исписать несколько страниц тетради.

— А шо вы робыте? — услышал Александр Петрович несколько часов спустя голос старухи. — Шось пышете дывлюсь?

Александр Петрович повернулся на голос и увидел в проеме дверей старуху.

— Да, книжку пишу.

— Кныжку? Ничо соби. А про шо?

— Про жизнь, — улыбнулся Александр Петрович и поднялся из-за стола. Закрыв тетрадь, он спрятал ее вместе с ручкой в карман пальто.

— Це ж треба таке. Яка розумна людына. Навить кныжкы пыше, ще й про життя. Бачу, що вы не мий пропойця, якый тилькы пляшкою може пысаты. Хай його бис за дупу вхопыть… А мы снидаты збыраемось, идить до нас.

— Спасибо, — поблагодарил Александр Петрович, чувствуя посасывание в животе. — С радостью приму ваше предложение.

— То й добре, — сказала старуха и скрылась за шторкой, заменяющей дверь.

Александр Петрович последовал за старухой. В кухне их уже ждал дед Михайло. Он сидел во главе стола и поглядывал в сторону бутылки самогонки, ютившейся между тарелками с отварной картошкой со шкварками и солеными огурцами.

— Сидайте ось тут, — старуха указала на свободный стул возле деда Михайла, — миж мною и моим старым.

Александр Петрович хотел было сесть на стул, как встрепенулся и сказал:

— Прошу прощения, мне надо выйти. Я недолго.

Александр Петрович вышел на веранду и обулся. Оказавшись на улице, старик двинулся