острова, в два-три человеческих роста. Большая часть из них имела покатую поверхность.

Они, по мнению Германика, засадной опасности не представляли. Даже если какой-то безумный стрелок и переправится на такой островок, то устоять на скользком и мокром покатом камне ему не удастся.

Другое дело, каменные острова с ровной и плоской поверхностью, как доска для вошедшей в моду в столице игры в шашки. На такой «игральной доске» запросто могли разместиться с десяток стрелков. Впрочем, прежде им необходимо спуститься с громадной высоты и, достигнув воды, без передышки попытаться вплавь достичь намеченной цели, преодолевая мощное течение Гипаниса.

В вероятность подобного Константин Германик верил мало. Скорее всего, засаду можно организовать на одной из скал, ступивших прямо в реку. Но, хвала Митре, безвестные варвары-создатели речной лодки просчитали все риски. Два кормовых весла: спереди и сзади, позволяли большой речной лодии двигаться с равной скоростью как вперед, так и назад, быстро уходя из-под обстрела.

На Мертвой реке готская засада удалась по одной простой причине. Антские речные корабли стояли на якорях в тихой заводи, солдаты и гребцы расслабились, не ожидая нападения. Пока разобрались с веслами и обрубили речные канаты, погибли десятки бойцов.

«Предупрежден, значит – вооружен», – лапидарно напоминал военный опыт. Но уж кого-кого, а Константина Германика заподозрить в отсутствии осторожности было сложно.

На носу лодии громоздился ант Маломуж, то и дело оборачиваясь к Люту и что-то громко выкрикивая. Лют-Василиус заменил кормчего Иннокентия, не понимавшего по-антски, и теперь что есть силы налегал на большое кормовое весло, с трудом удерживая лодию на чистой воде.

Лавировать приходилось даже там, где, по мнению Германика, опасности никакой не было. Тем не менее вдруг звучал хриплый крик Маломужа, Лют-Василиус орал что-то в ответ, буквально падая на кормовое весло, а гребцы то левого, то правого борта поспешно поднимали весла над водой или, напротив, опускали их в Гипанис.

– Долго нам дергаться, как перс, укушенный тарантулом? – эту фразу трибуну пришлось прокричать Люту-Василиусу трижды. Гипанис, негодуя на несвободу от камня, уже не шипел, но грозно гудел, как земля под ногами мириадов марширующих солдат.

– Еще дня два, может, больше, – Лют-Василиус давно сорвал голос и, прохрипев ответ, для убедительности показал два пальца на левой руке.

Внутренне решив для себя в подобные авантюры впредь не ввязываться, на речные суденышки не садиться, а по рекам, кроме полноводного и тихоструйного Нила, не ходить, Константин Германик принялся высматривать место для ночлега.

Долгое время его усилия казались тщетными: грозные скалы отвесно уходили в воду, дно возле них было каменистое, зацепиться якорем невозможно. На граните не росли деревья, поэтому привязать корабль тоже не к чему.

Только под вечер повезло. Трибун, услышав пронзительный свист Люта-Василиуса, посмотрел в направлении, указанном кормчим. Базальтовая скала, больше похожая на крепостную стену, перегородила полреки. Перед ней, ближе к берегу, вода нанесла песок, намыв отмель.

Лют-Василиус резко повернул лодку, целясь прямо за базальтовую громадину, где течение ослабевало. Константин Германик понял замысел бывшего речного пирата. Солнце садилось, с последними лучами можно будет, обогнув скалу, выскочить прямо на отмель. В темноте они смогут переночевать, будучи в безопасности от возможного обстрела сверху.

Так оно и случилось, все уцелели и с первыми лучами солнца отправились в путь.

Минуло еще два дня кошмарного перехода по реке, зажатой с двух сторон высокими скалами. Впрочем, иногда каменные своды и ворота расступались, открывался вид на далекую желто-зеленую степь. Приставать к берегу было неразумно, обходились ночевками на небольших каменистых плато, выступавших из воды. «Зима была очень снежной, – со слов Маломужа поведал Лют-Василиус. – Большая вода скрыла пороги, которых на этом участке реки, как дословно сказал ант, как «трижды пальцев на одной руке». Нам повезло с природой, не приходится самостоятельно перетаскивать лодию по берегу, обходя пороги».

В начале третьего дня Маломуж понятным жестом указал на громоздившийся посреди реки базальтовый островок, омываемый злой и нетерпеливо бурлящей водой.

К трибуну пробрался Лют-Василиус:

– За поворотом, или «коленом», как выразился наш ант, Гипанис уходит вправо. Разливается широко, начинается смешанная зона, где чередуются степь и лес. Постепенно лесов становится все больше, но туда надо еще доплыть. Маломуж сказал, что впереди, прямо на повороте реки, антское селение, где можно купить еду. Что для нас очень важно, командир. Гребцы долго не выдержат, питаясь размоченными в Гипанисе сухарями.

Германик раздумывал недолго:

– В разведку идут Тирас и Овдий. В само антское городище не заходить ни в коем случае. Обойти кругом, посмотреть: нет ли следов конных. Полсотни готов на стены не полезут, устроят засаду где-то по дороге к селению.

В этот момент внезапно сменился ветер, сильный порыв со стороны того самого антского «колена» внезапно донес до аристократических ноздрей римлянина весьма ощутимый запах гари. Трибун мигом взглянул на Люта. Бывший пират едва заметно кивнул в ответ. Мол, «тебе не показалось, я тоже успел учуять».

– Кажется, разведка уже не требуется, – заявил командир. – Засада любит тишину, а не большой огонь. Гребцам – принять пищу, солдатам – закрыться броней. Кстати, Тирас, у тебя нюх выдающийся. Поищи в закромах купца самый большой щит, отдай Маломужу. Нет, лучше сразу два щита. Иннокентий – правит кормовым веслом в конце судна, Лют – на носу. При обнаружении вражеских стрелков гребцы моментально разворачиваются и, что есть силы, налегают на весла, плывем в обратном направлении. Даем деру, иными словами. Всем все ясно?

Испуг сплотил гребцов, а солдаты быстро натянули доспехи, кольчуги, что у кого было и что удалось потихоньку стянуть из контрабанды покойного Аммония.

Со всеми предосторожностями двинулись вперед, причем Маломуж все время норовил упрятать лодию в тени больших скал.

Наконец вышли к «колену», где Гипанис резко уходил направо. Тут уже запах гари, смешанный с отвратительным духом недавно сожженных живых тел, стал настолько явственен, что некоторые гребцы натянули на лица шейные платки, до того защищавшие от прямых лучей солнца их грязные шеи.

Слева на горке открылось антское городище. Вернее, то, что от него осталось. Сгоревшие до половины ворота, несколько черных неуклюжих фигурок, насаженных на острия палиц, вкопанных в защитный вал. Издалека было видно, что ров, окружавший городище, забит трупами животных. Коровьи ноги и лошадиные копыта нелепо и страшно торчали из длинной водной ямы.

Тут раздался такой вой, что все, включая Константина Германика, невольно вздрогнули. В ужасе и отчаянии катался по дну лодии Маломуж.

– Остановите его! – мигом скомандовал трибун. – Он нам лодку опрокинет.

На анта навалились сразу несколько гребцов. Лют-Василиус присел на корточки возле гиганта,