Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как источник доходов, Мэн оказался разочарованием для своих завоевателей. Боевые действия были чрезвычайно разрушительными. Переброска войск обеих сторон сделали невозможным посев и сбор сельскохозяйственных культур и урожайность зерновых сократилась на три четверти и более. Разрушение амбаров и мельниц довершало бедствие. За английской оккупацией последовали годы партизанской войны, что замедлило процесс восстановления. Крестьяне и фермеры бросали землю и уходили в соседнюю Бретань. Мэн стал частью личных владений герцога Бедфорда. Зачатки гражданской администрации были созданы в 1425 г. под руководством военного губернатора сэра Джона Фастольфа и канцлера, опытного солдата и администратора сэра Джона Попхэма. Мэн имел свой Совет, заседавший в Ле-Мане, и независимое финансовое управление. Английские поселенцы прибывали в большом количестве. Некоторые из главных капитанов, включая Фастольфа, были наделены обширными землями. Для более скромных солдат, сражавшихся при Вернёе, были выделены земли с доходом до 60.000 ливров в год. Англичане не пытались примирить население Мэна с новым режимом, как это было сделано с некоторым успехом в Нормандии. Они рассматривали графство как вражескую территорию, находящуюся под военной оккупацией. Расходы, связанные с оккупацией, а они были немалыми, покрывались жителями, как, впрочем, и всегда при военной оккупации. Гарнизоны регулярно требовали у местных деревень продовольствие и другие товары без оплаты. Графство облагалось налогами на той же основе, что и Нормандия, но в отличие от Нормандии оно было обязано платить pâtis. В трех местных центрах — Ле-Мане, Сен-Сюзанн и Майене — была создана централизованная система сбора pâtis и продажи охранных грамот, без которых передвижение по графству было практически невозможно. Сэр Джон Фастольф, писавший много лет спустя, подсчитал, что Мэн приносил военную прибыль в размере 4.000 марок (2.666 фунтов стерлингов) в год для личной казны Бедфорда. Но все это и даже больше тратилось на расходы по оккупации и обороне[227].
* * *
В сравнении с высокими амбициями Ришмона и Иоланды Анжуйской, дворцовый переворот 1425 г. оказался неудачным. Совет Дофина был реорганизован таким образом, что в него вошел гораздо больший аристократический элемент, что стало ответом на одно из самых постоянных критических замечаний в адрес режима Луве. Единственный список, которым мы располагаем, содержит девятнадцать имен, в том числе двенадцать крупных дворян и четырех епископов. В делах Совета главенствовал триумвират в составе Иоланды Анжуйской, коннетабля и Пьера де Жиака. Иоланда, единственная женщина, ставшая постоянным членом Совета в этот период, в течение последующих двух лет почти постоянно проживала при дворе и обычно присутствовала на его заседаниях. Ришмон обладал влиянием, но был занят армией и избегал рутины управления.
Пьер де Жиак был самым странным человеком в этой группе. Он был дворянином из Оверни, чья семья имела давние связи с королевским домом (его дед был канцлером в течение пяти лет в 1380-х годах). Сам Пьер вырос на службе у Иоанна Бесстрашного и был в числе тех, кто находился с ним в момент его убийства. Сразу после этого он переметнулся на сторону Дофина, что вызвало подозрения в его причастности к этому преступлению. Скорее всего, это было неправдой, но не исключено, что именно так и было. Пьер де Жиак был человеком, предпочитавшим насильственные методы в решении проблем. В его послужном списке было как минимум одно насильственное похищение, а свою первую жену он, по общему мнению, отравил. Принятый при дворе Дофина, Пьер вошел в ближайшее окружение Жана Луве и поддерживал его до конца. Теперь же он стал первым камергером и взял на себя роль Луве как привратника Дофина. Выбор, вероятно, был за самим Дофином, так как, вечно неуверенный в себе, он всегда нуждался в поддержке друзей. Жиак был человеком весьма ограниченных способностей, но зато он был типичным придворным фаворитом, одновременно надменным и вкрадчивым. За короткое время он приобрел такое же влияние на своего господина, каким пользовался Луве. "Люди говорили, что король очень любит его и сделает все, что он пожелает, — писал один из современных придворных наблюдателей, — поэтому дела пошли очень плохо". Рабочими лошадками нового Совета стали епископы: уважаемый Мартен Гуж, восстановленный в должности канцлера, дипломат Рено де Шартр и Гийом де Шампо, епископ Лаона, старый соратник Луве, отвечавший за финансовое управление и, по общему мнению, не обладавший ни рассудительностью, ни честностью[228].
Основной проблемой нового правительства была та же, что и у предшественника: отсутствие надежного источника налоговых поступлений, из которого можно было бы оплачивать войска. В октябре 1425 г. в Пуатье состоялось заседание Генеральных Штатов Лангедойля, а месяцем позже в Меэн-сюр-Йевр — Лангедока. Эти собрания закрепили июльские изменения в правительстве. Они также одобрили предложенную коннетаблем реорганизацию феодальной армии в регулярную, которая не должна была жить за счет земли. Обе ассамблеи утвердили налоги на сумму 1.050.000 ливров, завершив тем самым трехлетнюю программу налогообложения, начатую Генеральными Штатами в 1423 году. Однако эти субсидии не решили финансовых проблем Дофина. Во-первых, доходность была снижена из-за обычных проблем административной дезорганизации и мелкой коррупции. Во-вторых, налоги были назначены без учета способности населения их платить. Рецессия, депопуляция и военные разрушения наложили свой отпечаток на население Буржского королевства. В-третьих, старые привычки не исчезли, и беспорядочные пожалования ренты, пенсий и денежных подарков привилегированным придворным не прекращались. Новые советники были самыми крупными бенефициарами, как и старые. Однажды Ришмон сказал одному из представителей города Лиона, что "не интересуется финансовыми вопросами". Он так и не смог разобраться в глубоких финансовых проблемах, которые разрушили его надежды на создание регулярной армии по образцу английской армии в Нормандии. Большинство его коллег по Совету были не лучше. Когда епископ Пуатье Юг де Комбарель выступил на заседании Совета против бесчинств неоплачиваемых войск Дофина и призвал к реформам в дворянском сословии, ответа не последовало. Придя в покои Дофина после заседания, Пьер де Жиак произнес грозную клятву и заявил, что епископ должен быть брошен в реку вместе со всеми единомышленниками[229].
18 сентября 1425 г. граф де Фуа прибыл в долину Луары из Лангедока с блестящей свитой