После первых испытаний дев вывели в соседнюю комнату. Час спустя вышел дворецкий и зачитал список двенадцати, допущенных к дальнейшим испытаниям. Счастливую дюжину вновь вывели в палату. Откуда ни возьмись выскочили скоморохи. Ударили бубны, заверещали варганы, загнусавили волынки.

— А ну-кось, спляшите, красны девицы! — приказал царь. Появились плясуны, кречетами подлетели к девицам, приглашая к пляске. Преодолевая смущение, девы принялись притопывать, помахивать платками, помаргивая и поводя бровями. Любившая и умевшая плясать Марфа, подбочась, павой проплыла по палате, выбила каблучками дробь у самого трона. Царь узнал её и ухмыльнулся, вспомнив.

Поначалу Марфа всё делала машинально, но постепенно азарт соперничества захватил её. Это напоминало ей привычные игры на лугу у Аркадских озёр. Там парни и девки бегали взапуски, играли в салки, пели и водили хороводы. Там старые бахари рассказывали притчи и загадывали загадки. Куда труднее пришлось девицам знатных родов. Вся их коротенькая жизнь проходила в взаперти в родительских теремах, они почти не видели посторонних мужчин, и теперь робели на чужих людях.

После пляски девиц вывели в гардеробную. Сноровистые служанки раздели их донага, обтёрли душистой водкой и переодели в дорогие шубы. Малое время спустя, провожаемые восхищенными взглядами гостей, девы вернулись в гардеробную для нового переодевания.

Второй выход был в царицыном уборе. Когда служанки, закончив, отступили в сторону, Марфа ощутила на своих плечах огромную тяжесть. Унизанный жемчугом наряд весил не менее пуда. На голову давил тяжёлый золотой венец. Виски были больно стянуты к глазам. Но зато, когда двенадцать цариц в раззолоченных одеждах тихой поступью вошли в палату, гости благоговейно прижмурились от исходящего от них радужного блеска. С надменных физиономий Элерта и Крузе сползла скептическая ухмылка.

Наступил третий, последний, выход. Девицам сказано было одеться каждой на свой лад, дабы углядеть их вкус в одежде. В сутолоке гардеробной, подгоняемые Чоботовой, девы метались бесшумными молниями среди набитых нарядами сундуков и ларей, наперебой хватали уборы и драгоценности, примеряли у венецианских зеркал, с сожалением откладывали и устремлялись на новые поиски. Захваченные общим порывом Марфа и Домна схватили один убрус, неуступчиво потянули каждая к себе, но встретясь взглядами и опомнившись, враз отпустили убрус, улыбнувшись друг дружке.

Эта маленькая стычка отрезвила Марфу. Вспомнила: краса как икона, негоже её за окладом прятать. Придирчиво перебрав вороха одежды, выбрала ловко обвившее тело платье тончайшего ярко-синего бархата, накинула сверху лёгкий опашень, окаймлённый бобровым пухом, вместо тяжёлого венца надела кружевную кику с жемчугами, выпустила из-под простого полотняного убрусника золотые косы. Из драгоценностей выбрала алмазные серьги, разноцветными лучиками подсветившие лицо да алмазный же перстенёк на палец. Обула лёгкие замшевые сапожки на высоком каблуке, сделавшие её ещё выше и стройнее. В руку взяла белый кружевной платок.

По тому как ревниво оглядели её соперницы Марфа поняла, что оделась правильно. Большинство девушек перерядили себя, спрятав за роскошными одеждами своё главное богатство — девичью прелесть. И только она да ещё Домна Сабурова не поддались искушению, и теперь выступали из своих одежд как из дорогой рамы.

Начались последние испытания. Марфа была как в чаду, мелькали блестящие глаза, что-то делала, кланялась, отвечала. Между разубранных девиц она казалась полевым цветком среди пышных оранжерейных букетов. Дивно хороша была в тот день Домна. Ходила павой, глядела из-под руки темно и загадочно, говорила грудным волнующим голосом.

Напоследок всем девицам предложили поднести государю чару с вином. Надо было подойти с серебряным блюдам к государю, с поклоном подать ему чару, дать выпить, потом вытереть ему утиркой губы и подставить губы для поцелуя. У многих девиц дрожали руки, княжна Сицкая уронила поднос, облила вином дорогое платье. Марфа и тут справилась. К царю она решила про себя относиться как к строгому батюшке, и почти перестала его бояться.

На этом испытания закончились. Девиц удалили из палат и отправили в свои покои ждать судьбы. Одни девицы нервно ходили из угла в угол, другие плакали. Домна Сабурова глядела в окно расширенными глазами, часто дыша, не в силах успокоиться от пережитого. Марфа сидела на своей постели, уронив руки на колени, раздавленная страшной усталостью, ещё не веря, что всё уже позади.

6.

Меж тем в думской зале стоял лай превеликий. Земцы отстаивали всяк свою. Захарьины-Юрьевы хотели воротиться ко двору через княжну Сицкую, сестру погибшей жены Мишки Черкасского. Воронцовы проталкивали княжну Анастасию. Стародубский род Салтыковых сходился на Марии Палецкой. Татевы, последние суздальские князья, хотели Катерину Ногтеву. Опричные думцы до поры помалкивали, опасливо поглядывая в сторону Малюты. Тот многозначительно молчал. Всё уже было с царём переговорено. Скуратов убеждал царя остановить выбор на Марфе Собакиной. Довод был простой. За знатными девицами стояли старые роды, ревниво следящие друг за другом. Возвысишь одних — обидишь других. А тут никому неизвестные худородные Собакины. Опять же будут знать своё место, ходить по струнке. Да и девка уж больно хороша, на покойную царицу Анастасию схожа. Это было правдой. Когда Марфа вышла в любимой настасьиной шубе царь вздрогнул — будто ожила голубица...

Но выбор свой царь определил не по воспоминаниям. Малюта прав: нельзя возвышать ни один из посечённых им лучших родов. Коль уж не вышло породниться с королями, породнюсь с народом. Скажут: ай-да батюшка царь! Не погнушался, из простых взял. Да и безродным опричникам ближе безродная Марфа. Опять же девка и впрямь хороша. Впервые за много лет царь не почувствовал при виде красивой женщины похотливого желания овладеть ею, зато сладко, как в молодые годы, заныло в груди и потеплело на душе.

В невесты сыну царь выбрал Домну Сабурову. Сабуровы род незнатный, но известный, на дворцовый расклад сильно не повлияют. Породнившись с ними царь покрывал отцов грех за незаконный развод с неплодной Соломонией, а, главное, пресекал россказни про якобы родившегося у Соломонии после пострига законного наследника.

Царь скучающе оглядел разошедшихся думцев и стукнул посохом в пол. В упавшей тишине громко назвал имена обеих наречённых, своей и наследника. По палате пронёсся вздох разочарования. Царевич вспыхнул от унижения (отец с ним даже не посоветовался), смешанного с внутренней радостью — Домна Сабурова ему глянулась.

Митрополит Кирилл одобрил выбор важным наклонением головы, хотя в душе он был тоже обижен — с ним тоже не посоветовались.

...Аграфена Чоботова побитой собакой вползла в девичью. Пала перед Марфой на колени, возопила дурным голосом:

— Государыня-матушка!

Марфа не вдруг поняла, что произошло и почему ей на шею бросилась смеющаяся Домна и почему застыли