– Ну что вы, Мария Федоровна, я же не для того, чтобы егосудить, к вам пришла. Я участковому помогаю, у меня что-то вроде практики. Вотон меня попросил пройтись по участку, с людьми поговорить, может, у кого соседибеспокойные, или дети неблагополучные растут, скандалы в семье и все такое.Благодаря вам я теперь знаю, что за девочкой надо приглядывать, чтобы от рук неотбилась, в плохую компанию не попала. А осуждать ее отца за то, что с женой справитьсяне может, – не наше дело, это вы правильно сказали.

– Он ведь и голос на Верку никогда не повысит, видно, любитее все-таки, – заметила Казакова.

– Так-таки и не повышал никогда? – усомниласьНастя. – Не поверю. Так не бывает. Может, вам не слышно?

– Ну как это мне не слышно! – обиделась МарияФедоровна. – Дом-то блочный, семидесятых годов постройка, у нас каждыйшепот слышен, не то что крик. А если ты, дочка, думаешь, что я глухая кстарости стала, так это верно, поэтому шепота я, конечно, не слышу. Но еслиголос чуть-чуть повысить – так каждое их слово пересказать могу.

Она пожевала губами, сделала несколько глотков из чашки,всем своим видом показывая, что не верить человеку в ее почтенном возрасте –грех непростительный. Если она сказала, что муж на Верку-пьяницу голос неповышал, значит, так оно и было. Потом смущенно перевела взгляд с гостьи наокно и откашлялась.

– Вообще-то ты права, дочка, один раз было. Кричал он на неесильно. Но только один раз. Это точно.

– И по какому поводу?

– Утверждать не берусь, но похоже было, что он ее на мужикепоймал. Очень гневался. Я даже бояться стала, чтоб он ее не прибил.

– Да что вы, Мария Федоровна, не похоже, – сноваподдела старушку Настя. – Если, как вы говорите, она пьет давно, много икаждый день, то поймать ее на мужике можно по меньшей мере три раза в неделю.Вы мне поверьте, я точно знаю. Все женщины-алкоголички одинаковые. Не можеттакого быть, чтобы муж ее поймал на этом деле только один раз. А если этослучалось неоднократно, то не стал бы он так уж сильно гневаться еще из-закого-то. Подумаешь, одним меньше – одним больше. Если он терпит ее запои, то иэто стерпит. Нет, Мария Федоровна, там что-то не то было. Вы, наверное,ошиблись.

– Да нет же, не ошиблась я, – стала горячитьсястарушка. – Я же каждое слово слышала. Она с другом его… Вот из-за этогоон и разозлился. Он прямо так и сказал, мол, когда ты с пьяных глаз с такой жешвалью, как ты сама, валяешься, так это черт с тобой, это твое личное дело. Ятебя давно не трогаю, поэтому, если ты на себе заразу какую-нибудь таскаешь,меня не волнует. Но его, дескать, ты не имела права за собой тащить, он мужикслабый, поддался тебе, ну и так далее.

– А она что же? Что-нибудь отвечала?

– Ой, вы знаете, она, наверное, сильно пьяная была. Потомучто началось-то все не с того, что он ее поймал, а она сама ему рассказала.

– Как это?

– Да вот так. Он ей замечание сделал какое-то безобидное, аона завелась с пол-оборота, ну ее и понесло. Мол, ты сам только своей работойживешь, ничего тебя в жизни не интересует, хоть бы ты по бабам шлялся, так хотьна нормального мужика был бы похож, а так – ни рыба ни мясо, ни педик, ниимпотент. Вот Димка твой – он настоящий мужик, сразу видит, чего женщина хочет,и умеет сделать так, чтобы она была довольна. Вот тут он и начал кричать.Честное слово, первый раз за все годы я слышала, как он кричит. Вот те крест. АВерка его слушает и отвечает невпопад как-то, не про то, я потому и говорю, чтоона, наверное, совсем не в себе была. Он ей про друга, а она ему про сестручью-то, не то про его, не то про свою. Он ей говорит, что она могла его друга,Димку-то этого, заразить чем-нибудь, а она ему отвечает, что, мол, конечно,сестра чихнет – а для него уже мировая катастрофа. Видать, совсем мозги-топропила, уже не понимает ничего.

– Может быть, – согласилась Настя, только чтобычто-нибудь сказать.

Значит, Дмитрий Платонов переспал с женой Сергея Русанова,шлюхой и алкоголичкой. И Сергей, ни в малейшей степени не покоробленныйневерностью жены и недостойным поведением друга, рассердился только из-заодного: он боялся, что Дмитрий заразился какой-нибудь гадостью от его жены ипринесет потом (если уже не принес) эту гадость его горячо любимой сестреЕлене. Похоже, привязанность брата к сестре была и в самом деле такой сильной,как говорил сам Русанов. Настолько сильной, что перекрыла эмоции, связанные споступком жены и друга. Настолько сильной, что могла заставить ненавидетьПлатонова, который предал Елену, опустившись до мимолетной связи со спившейсяженой друга. В глазах Русанова Дмитрий сразу свалился на две ступеньки ниже.Подонок, потому что прикоснулся к жене друга, близкого и давнего друга. Идурак, потому что спутался со шлюхой, спавшей бог весть с кем. И вдвойне дурак,потому что одно дело, когда ты спишь со шлюхой и на этом останавливаешься, исовсем другое – когда ты после этого идешь к прелестной юной девушке, котораятебя любит и тебе доверяет.

Русанов мог начать ненавидеть Дмитрия. А это уже многоеменяло…

Дмитрий так болезненно ощущал, что время идет, а он такничего и не придумал, что ему казалось, будто с каждой прошедшей минутой изнего уходит частица жизни. Каждая прошедшая минута приближала возвращение Киры,и что ему делать, он не знал. Единственная верная линия поведения – делать вид,что ничего не случилось. Только так можно попытаться спастись. Но это лишь втом случае, если Кира – не сумасшедшая. Тогда ее поведение можно хоть как-топрогнозировать, рассчитывать, предвидеть. А если нет? Если она буйнопомешаннаяманьячка, в голову которой в любую секунду может прийти все, что угодно?

«Я должен это сделать, – твердил себе Платонов,растерянно мечась по квартире, – я должен собраться с силами и сделатьэто. Тем более вчера утром я на это намекал. Нужно продолжать свою линию,словно ничего не случилось, словно я ничего не знаю, не видел никакогоревольвера и ни о чем не догадываюсь. Теперь я понимаю, почему не мог нормальновоспринимать ее, как всегда воспринимал женщин, особенно красивых. Потому чтоона не такая, как они. Господи, как же мне это сделать? Где набраться мужества?Где взять мужскую силу? А вдруг у меня ничего не получится? Тогда она сразудогадается, что я все понял. Нормальный мужик не может заниматься любовью сженщиной-убийцей. И если я не смогу, если у меня не получится, сразу станетпонятно, из-за чего».

Он не понимал, почему Кира задерживается, и нервничал,оттого что не мог точно прикинуть, когда она придет и есть ли у него в запасееще какое-то время. Наконец ему удалось взять себя в руки и мысленно составитьпримерную схему той пьесы, которую ему придется разыгрывать, когда вернетсяхозяйка квартиры.

Когда она вернется, он сделает вид, что спит. Полежиттихонько, послушает, что она будет делать, потом «проснется», позовет ее,попросит присесть рядом с ним на диван и…

Нет, наверное, не так. Он будет сидеть на кухне, изображаяглубокую задумчивость. Не встанет ей навстречу, не выйдет в прихожую, а будетсидеть и ждать, пока она сама подойдет к нему. Начнет трагическим голосомговорить что-нибудь душещипательное, всем своим видом показывая, как он страдает.Будет бить на жалость, рассказывать, как ему тяжело от того, что все такполучилось, что он не может показать себя настоящим мужиком, ухаживать за нейтак, как положено ухаживать за красивыми женщинами, потому что заперт в ееквартире кознями недоброжелателей…