Михаил Петрович подошел к шкафу и пощекотал кота за ушами.

– Тимофей, я думаю, не надо прятаться. Если уверен, что прав, то прямо скажи: мол, не хочу вас обижать, однако моральные принципы не позволяют мне выполнить одну из ваших просьб. Но только если действительно не сомневаешься в своей правоте.

– Когда я в моей правоте сомневался? Не буду больше прятаться! Зачем врать, изворачиваться? Прямо скажу: пришел попробовать, что вы тут ухой называете. После завтрака опять-таки откровенно признаюсь, что у меня есть… подскажи, Михаил Петрович…

– Моральные принципы.

– Постараюсь не забыть… а можно вместо этого сказать «мудрость и остатки совести старого кота»?

– Наверное, так будет понятней. Тима, прости, что я отмалчиваюсь. Чувствую себя виноватым перед Ириной и Джеймсом, из-за моей глупости, неловкости все началось.

Однако в душе я полностью с тобой согласен: Ирине свет нужен, она – цветочек, который растет на солнце, а какой свет от Джеймса?

– Холодный он и надутый, как жаба. Однажды я бы его удавил, если бы Чир не помешал.

– Нет, Тима, так тоже нельзя. У каждого своя дорога в жизни, свое счастье. Плохо, если, например, наш влюбчивый друг Чир будет очарован рыбкой и попробует плавать.

– Мудрено ты говоришь, Михаил Петрович. Я скажу тебе, что своими глазами всю жизнь видел: кто смел, тот и съел. – Тимофей решительно спрыгнул на пол. – Вот мы с тобой сейчас придем на кухню и покажем, что мужики мы крепкие и цену себе знаем! Уж я начну глотку драть, если увижу, что мое блюдце пустое!

Когда они вышли в коридор, хозяйка замка спускалась по лестнице.

– Здравствуйте, – пробурчал кот, не останавливаясь, – я пойду к Чиру и рыбке.

Михаилу Петровичу показалось, что последние слова были сказаны как-то по-особенному, будто Тимофей хотел о чем-то предупредить.

Фея шла по лестнице к Михаилу Петровичу. Сердце его бешено колотилось. Он знал, что крылатая женщина поздоровается с ним молча, так же, как вчера.

– Доброе утро, Лария!

Фея взяла его за руки, и теплые, нежные губы прильнули к его губам. Долгие мгновенья мужчина и женщина были так близки, словно стали одним, крылатым человеком.

– Саша, почему вы…

– Михаил Петрович, говори мне, пожалуйста, «ты», а то чувствую себя невежей и порываюсь сказать «милостивый государь»!

– Обзываться не надо, но в целом правильно, – поддержал Тимофей. – Михаил Петрович, не думай, что ты самый маленький и бесполезный. Наоборот, ты у нас самый большой, и всем нам от тебя какая-нибудь польза, хотя, конечно, не каждый день.

– Разве не видно, что Александр повыше меня? – улыбнулся историк эпохи романтизма.

– Чив-чив! Философское понятие «большой» описывает объект во всех его ипостасях, – объяснил композитор. – Ира и Катя должны, как мне представляется, всю зиму кормить Шурика, чтобы он начал приближаться к этому понятию.

– Боюсь, не в коня овес, – возразил Александр. – Михаил Петрович, прости, что я тебя перебил. Что ты хотел сказать?

– Я подумал, почему бы нам не продолжить работу над увлекательным романом-притчей «Скрипя бесстрашным пером»?

Молодой человек пожал плечами:

– Я не знаю, что случилось. Мне кажется, роман или трактат остался в далеком прошлом, в которое невозможно вернуться… к счастью, невозможно. Для тебя творчество является одним из главнейших элементов жизни, частью твоей судьбы, но для меня это было только способом выстоять, не сойти с ума на одном из этапов моей жизни.

Вероятно, то же самое происходит с романом о приключениях феи Ларии. Тебе хочется его продолжить, и очаровательная хозяйка замка покорно, не глядя в твои глаза, пытается вспоминать, рассказывать, потому что… она тебя уважает. Однако в ее сердце тот роман уже завершен.

– Какой же я… – Михаил Петрович тяжело вздохнул и покачал головой.

– Чив-чив! Не расстраивайся, мы с Тимой тебе поможем и не будем больше никого просить! Неужели мы втроем не справимся?

– Война скоро, – напомнил Тимофей.

Друзья долго еще сидели молча в темнеющей комнате…

Джеймс помахал рукой улетающему щеглу, презрительно сплюнул и сказал: – Дед, пойдем к острову!

– Ты забыл? Там же эти, похожие на рыб… или ты думаешь, я вообще никогда правду не говорю?

– Делай, что я приказал, и поменьше рассуждай!

– Да у нас как-то… – леший растерялся, – у нас не принято что-то делать, если сначала не порассуждать.

– Теперь я буду за тебя думать. Ты уже понял, кто у нас главный?

– Нет. Кто такой главный?

– Посмотри на меня – и увидишь его.

– Смотрю, – леший прищурился, – не вижу его, только тебя.

– Тяжело с вами, деревенскими и лесными! Короче, главный устал. Посади меня в карман и пойдем.

– Ты не веришь, что бывают человекорыбы, и хочешь своими глазами на них поглядеть?

– Не твое дело, что я хочу!

– Почему ты такой нервный… это как-то связано с твоим ростом?

– Убью! Еще раз намекнешь, что я маленький, – сразу убью!

– Хорошо, не психуй. Пойдем, куда пожелаешь, – согласился уступчивый дедушка. – Только не представляю, что кто-то будет у меня в кармане сидеть. Проводить – да, провожу, без вопросов, однако ножками… ногами будешь шевелить как сможешь. В этом-то и весь смысл, понимаешь?

– Ненавижу!

– Я, пожалуй, больше говорить не буду, а то каждое мое слово тебя раздражает. Откуда ты такой взялся… я имею в виду, не маленький, а просто такой?

– Молчать!

Вздохнув, леший пошел вдоль берега.

– Постой, дед! Ты вроде бы с другой стороны приплелся?

Леший пожал плечами.

– Отвечай! Я тебе разрешаю ненадолго открыть беззубый рот!

– Да, я пришел с другой стороны, но есть еще одна дорога, через болото, она мне больше нравится. Кстати, я живу на болоте. Землянка у меня теплая, валежником прикрыта, на полу мох постелен.

– Молодец! – усмехнулся Джеймс. – Дедуля ты, конечно, умный, как сибирский валенок!

– В нашем лесу, милок, нельзя ушами хлопать.

Джеймс растерянно развел руками.

– Леший, ты же говорил, что у тебя землянка уютная, но я здесь вообще мебели не вижу!

– Да, темновато ночью под корягой, особенно когда тучи луну закрывают. Ты объясни, что тебе надо. Может, у меня есть.

– Не суетись, дед, просто я удивляюсь, на чем ты сидишь, лежишь?

– Топни ножкой – чувствуешь, какой мох мягкий, толстый! На нем я сижу и лежу, и тебе понравится. Забирайся в свою варежку и спи сладко, весной солнышко тебя разбудит.