– Я все понял, – Костя все так же сохранял спокойствие.

Когда я представляла наш разговор, боялась, что Костя воспримет новость в штыки, начнет отнекиваться, упираться, пытаться вразумить меня, а он без возражений согласился.

– Просто выглядишь так, будто думаешь, что я шучу. Я вполне серьезно: мы расстаемся.

– Я согласен, и принимаю твое решение. Мы расстаемся, – выглядел сдержанным и хладнокровным, что было совершенно на него не похоже.

Не верилось, что он так просто отпускает, даже не поборовшись за меня, за нас. Наверное, это ранило сильнее всего. Видимо я для него не так много значила, как он говорил, как сам считал.

Вот и все. Я получила то, чего хотело, но на душе было совсем не радостно. Не удержалась и начала плакать. Проклятые гормоны, чтоб их!

Костя принялся меня утешать:

– Эй, малышка,– присел рядом, обнимая за плечи, – я же не умер, в конце концов.

Для меня разлука с ним была сравнимо именно с этим. Все осталось в прошлом, и больше не будет «нас».

– Не грусти, – стирая слезы с моих щек. – Лучше скажи, когда твой рейс.

– В пять, – ответила, хлюпая носом, – пока закончится вся эта волокита с выпиской, потом регистрация в аэропорту…

На мгновение промелькнула мысль о том, откуда он узнал, что я улетаю к маме, но Костя полностью владел моим вниманием, и уже через секунду я и думать забыла об этом странности.

– Мне можно проводить тебя или лучше не надо? – осторожно поинтересовался, чтобы не вызвать очередной волны слез.

– Можно, – прижалась к нему, в последний раз наслаждаясь его запахом.

Не верилось, что мы больше не вместе.

***

Никогда не любила долгие прощания, поэтому почувствовала облегчение, когда Костя не составил нам с мамой компанию по дороги в аэропорт, а появился только перед самой посадкой.

Я оглядывалась, ища его в толпе со смешанными чувствами. Одна часть меня хотела, чтобы он приехал и просто-напросто запретил уезжать, говорил, как делал это раньше, о любви и о том, что вместе мы справимся с любыми трудностями. Другая половина, апеллирующая к рассудку и здравому смыслу, настаивала, что я поступаю правильно.

Но все же, почему Костя так легко отпустил меня?

Я заметила его издалека. Еще не могла разглядеть лица, но точно знала, что это. Он с легкостью мог затеряться в потоке суетливых пассажиров, и любой другой человек так же легко потерял бы его из вида, но только не я. Я смотрела на толпу, а видела его одного.

Я никогда не оценивала его с точки зрения внешней привлекательности. Несомненно, он был красив, но ни это зацепило меня, и не это заставляла поклонниц визжать, срывая голос, стоило ему появиться на сцене. Это было нечто незримое, как магия и волшебство. В нем самом была магия. Он очаровывал людей голосом, а харизмой окончательно затягивал в свой плен. И я попалась. Так, что теперь не представляла, как буду без него.

Я любила его. Любого: доброго и злого, примерного и порочного, нежного и жесткого. Но для своего ребенка я хотела нормальной жизни. Мне нужна тихая гавань, а жизнь с Костей как спящий вулкан – каждый день предчувствие опасности.

Костя уже стоял прямо передо мной и что-то протягивал, а я не могла оторвать от него глаз, которые в очередной раз застилали слезы.

– …так и не открыла… – я вынырнула из вакуума, и сквозь гул аэропорта с трудом расслышала Костины слова. Глянула на протянутый подарок, и вся моя борьба с собой улетела в трубу – шкатулка. Головоломка, которую я откапывала в парке, выполняя Костин квест. Казалось, это было так давно…целая жизнь…

Как бы я ни просила и ни канючила, Костя отказывался открывать ее. Настаивал, что я должна сделать это сама, и повторял, что, значит, еще не настало время. Видимо, сейчас подходящий момент. Только зачем? Есть ли теперь в этом смысл?

– Так и не скажешь, что там? – бережно забрала шкатулку.

– Нет, – улыбнулся.

Я и не ждала другого ответа. В этом весь он.

– А пускать в ход молоток все еще нельзя?

– Ты разве не боишься повредить то, что находится внутри? – остался верен себе и повторил то же самое, что и каждый раз, когда я сдавалась и разъяренная восклицала на всю квартиру: «Где наш молоток!?»

Было такое ощущение, что мы вернулись в прошлое и снова проживаем тот момент, тот разговор. Словно ничего не изменилось между нами.

Мне ничего не оставалась, как сказать то, что я ответила ему тогда:

– Ты, Соболев, чертов садист, раз делаешь любимой женщины такие подарки.

Для нас обоих это было сродни признанию в любви: я помню каждый твой взгляд, каждое твое слово.

– Я люблю тебя, моя королева, – Костя прижал меня к себе и поцеловал в висок. – Всегда помни об этом.

Он ушел, не оборачиваясь, и скоро растворился в толпе. А я все сжимала в руках шкатулку и не двигалась с места – боялась, что мой мир без него рухнет, и руину погребут меня под собой.

***

День за днем, неделя за неделей….

Если сказать, что я тосковала по Косте, значит, ничего не сказать. «Тоска» – это жалкое слово, лишь набор букв и звуков, с помощью которых люди стараются описать скручивающую изнутри и не дающую свободно дышать боль от разлуки с тем, кого любишь.

Благо у меня был другой человечек, что помогал мне хотя бы ненадолго отвлекаться, и изгонять Костю из своих мыслей. Подготовка к появлению ребенка скрашивала серые будни.

И еще друзья, которые, несмотря на то, что находились далеко, часто звонили и писали. Аня с Олегом даже приезжали несколько раз в гости. Было приятно наблюдать за ними, они снова были вместе, и на этот раз, думаю, у них все будет хорошо. Они не говорили напрямую, но, похоже, из нашей с Костей истории, вынесли для себя уроки: никаких тайн, лжи, недосказанности и, обязательно, вера друг другу.

– Ты стала просто огромной! – бесцеремонно воскликнула Аня, впервые увидев мой – чего уж там – действительно огромный живот.

– Аня! – приструнил ее Олег.

Но девушка даже не услышала оскорбительный подтекст своих слов, и продолжила:

– Ты уверена, что у тебя не двойня? Или не новый состав «Адмас»? – не упустила случая подшутить надо мной.

– Нет, – рассмеялась, – там всего один человечек, – погладила свой живот.

– Какой он, наверное, здоровый! – искренне удивилась девушка.

Я не могла не смеяться над ее словами, а вот ее парень, похоже, злился, что та заставляет его чувствовать себя неловко.

– Анют, – взял свою неуемную вторую половинку за руку, отрывая от «оскорбления» меня, – я люблю тебя больше, когда твой рот закрыт.

Ее лицо посветлело от признания в любви, но как только дошел смысл фразы целиком, она воскликнула: