Медсестра улыбнулась и направилась обратно к выходу. Когда она покинула палату, Оливия, вложив в руки все силы и превозмогая боль в спине и локтях, приподнялась и увидела, как сестра прошла в том же направлении, откуда и явилась. Больше никого больная не видела, а значит, план можно было смело приводить в действие. Женщина молила Бога, чтобы ей хватило сил на последний удар по нечистой силе, что захватила ее дом и засела у нее в утробе.

Только Оливия уперлась руками, как ключицу залило обжигающей болью. Женщина стиснула зубы и, пересилив саму себя, смогла стянуть ноги с кровати, затем скинула с себя одеяло. От сильного напряжения зубы начали пошатываться. Организм настолько ослаб и иссох, что десны отказывались бороться за владение зубами. Оливии было плевать на них, они ей все равно уже не понадобятся.

Страх захватил женщину. Нужно было всего лишь поставить ноги на пол и встать, но если ей не хватит сил, она упадет и ничего не получится. Оливия коснулась холодного пола голыми ступнями. По ногам пробежало неприятное колющее ощущение, явно предупреждавшее женщину отказаться от затеи, но она встала.

Левая нога подкосилась, но силы в костлявом тельце женщины еще остались. Оливия понимала, нужно торопиться, иначе ее непременно заметят или, того хуже, она останется в живых и ее мучения продолжатся. Небольшой шажок – в бедре резануло. Оливия чуть было не вскрикнула от боли, но вместо крика из ее рта выскочил зуб и звонко стукнулся об пол. Оливия поглядела на него, не веря, что женщина средних лет рассыпается на части, чтобы изничтожить ту тварь, что в ней сидит.

Оливия выглянула в стеклянную перегородку: в коридоре не было ни души. Но все же она пыталась торопиться настолько, насколько ей позволяло собственное тело. По рукам и ногам разливались искры колючей боли, а в позвоночник словно всадили раскаленную арматуру, но женщине получилось отодвинуть капельницу и придвинуть к кровати стул. Она остановилась, уперев руки о спинку стула, и попыталась отдышаться. Каждый вдох раскалял ее внутренности, а каждый выдох царапал глотку. Надышавшись, она не рискнула приподнять стул, а слегка присела и перевернула его верх ногами, чтобы ножки глядели в потолок. Оливия схватилась за верхнюю часть живота. Внутри что-то сдавило все органы. «Чувствуешь? Это для тебя, мразь!»

Осталось последнее. Женщина взобралась на четвереньки на кровать. В животе явно пробудилось нечто. Больничный халат наливался кровью из зашитых разрезов на животе Оливии. У нее осталось не так много времени. Из последних сил Оливия сжала челюсти, несколько зубов посыпалось из рта, но женщина смогла подняться на ноги. Она как царь горы последний раз посмотрела в стекло двери. Никого.

Шов расходится, Оливия почувствовала это – маленькая конечность твари рвет плоть, чтобы успеть выбраться наружу. Женщина приложила руки к месту, где из-под халата уже виднелся силуэт зловещего существа, чтобы сдержать его до нужного момента. В ее глазах замелькали кадры самых счастливых дней ее жизни: родители, первый поцелуй и секс, встреча с Джеймсом, рождение Моники, а затем и Эдди, их радостные лица. Семья, ее семья.

– Простите меня, пожалуйста! – Оливия прыгнула.

25

– Будь как дома, я пока подготовлю гостевую комнату, и ты сможешь поспать. Ох, мои манеры, может, ты чего-нибудь хочешь? Можем и поужинать перед сном, нам, дамам, это, конечно, вредит, но я никому не скажу, идет? – заботливо поинтересовалась Агата Дефре у Моники.

– Спасибо, – Моника улыбнулась приветливой знакомой своей матери, – но я бы просто поспала. Папа просил прийти пораньше и помочь ему собрать вещи в больницу, да и в порядок их спальню привести.

– Понимаю, ладно, пойду уложу ребят. Если что, вон в том шкафчике, – Агата указала на белый настенный шкаф с серенькой ручкой около холодильника, – чай, кофе в зернах и растворимый, в холодильнике есть вода, с газом и без, яблочный сок, а если совсем невмоготу, то и можно красного полусладкого для хорошего сна. Я разрешаю. – Агата широко улыбнулась и тихо посмеялась.

Моника изобразила притворную улыбку, и, судя по прежнему веселому настрою матери Ларри, у нее получилось обмануть ее. Кастер абсолютно трезво понимала, откуда растут ноги у такой доброты семейства Демфре. Нет, дело было не в какой-то воображаемой дружбе между матерью Моники и Агатой Демфре, которая существовала исключительно в нужных обстоятельствах, и даже не в попытке помочь Кастерам пережить и без того тяжелые времена, и тем более не в соседской доброте и взаимовыручке. Дело было в Ларри. Демфре лицемерно подставили плечо помощи, они натужно улыбались и были любезны, и все это ради радости их мальчика. Моника была уверена на все сто процентов: не случись с Ларри несчастного случая, Демфре бы сделали вид, что вообще не знают о существовании такой семьи, как Кастеры.

Агата вышла из кухни, а Моника была бы не прочь перекусить, но решила перетерпеть чувство голода, поспать и, как только откроет глаза, отправиться домой, чтобы проверить, решил ли отец что-то предпринять. Девушка не до конца понимала свое предчувствие, но внутренней голос подсказывал ей: «Сундук, это все сундук, избавься от него, пока не поздно!» Моника задавала себе один и тот же вопрос: «Пока не поздно что? Это и есть та самая ответственность, о которой так и кричала ее карточка? Ну это же бред, как эта штука вообще может влиять на нас? На маму? Что ты, твою мать, такое?» Моника боялась докопаться до истины, правда, без нее было еще страшней.

– Как ты тут? – поинтересовалась мама Ларри.

– Нормально, немного хочется спать. – Моника почти валилась с ног от усталости. Лишь мысли о текущем положении ее дел не давали упасть в сонный обморок.

– Пошли, я подготовила гостевую. Одежды на тебя у меня не было, поэтому я положила на кровать свой старый халат. Так и знала, что он еще пригодится. Точно не голодна?

– Спасибо, нет, не голодна.

«Старый, кто бы сомневался», – подумала Моника.

– Ладно, давай, – Агата подозвала Монику взмахом руки, – пошли.

Моника встала из-за стола и направилась на второй этаж за Агатой. Мама Ларри провела ее в комнату с приятными персиковыми стенами и огромной темной кроватью, застеленной бежевым покрывалом, на котором лежал темно-фиолетовый ночной халат. Перед кроватью стоял бельевой шкаф, над которым высился небольшой настенный телевизор. Моника точно знала, что ей будет не до утренних передач. Девушка проследила за перемещениями хозяйки дома. Та подошла к двери около бельевого шкафа и открыла ее.

– Если захочешь принять душ, то все полотенца чистые. Зубной щетки у меня нет, но там стоит невскрытый ополаскиватель для рта. Как проснешься, пользуйся на свое усмотрение.

– Спасибо, даже не знаю, как вас благодарить. – Моника и не собиралась искать для этого способ.

– Да брось ты, – махнула рукой Агата, сияя своей белозубой улыбкой, – твоя семья и так многое для нас сделала.

Моника уловила фальшь в словах Агаты Демфре, и ей пришлось сильно постараться, чтобы сдержать насущный вопрос: «Да, а может перечислите, чем это так знаменита моя семья в ваших кругах?»