Его впечатлило, что, немножко зная местный язык, мы могли на этом нашем пиджине о чем-то договориться. В Париже рискнул попробовать поговорить. «А как попросить маслица на французском?» Ну, говорю, «силь ву пле» — это пожалуйста, а тебе нужен «фапуж». По-француски сливочное масло — это beurre, а словечко типа fapouge — это я сам придумал.

Когда официантка подошла к нашему столику, Эрик промолвил:

— Фапуж, силь ву пле.

Она захлопала глазами:

— Фапуж?

И тут с ним произошло то, что мы называли «включить Рональд-Рейгана», — он от нервов дергал головой. «Фапуж», — повторил он, дергая головой как бешеный.

В другой вечер ему очень понравилось блюдо, которое мы заказали, а подавали его на раскаленной сковородке. А Эрик в те годы был еще как Оливер Твист: «Сэр, пожалуйста, можно мне еще немножко добавки?» Официант принес еще одну раскаленную сковородку, держа ее щипцами, а Эрик тут же вскочил и схватил ее голыми руками — слышно было, как шипела его обожженная кожа. А он просто прикрыл глаза и пробормотал: «Полный шмук».

Мы с Эйсом в Австралии, 1980 год… Люблю вспоминать прекрасные времена

В другой вечер, тоже во Франции, в ночном клубе Эрика стал домогаться какой-то парень, от чего Эрику стало не по себе. Он сказал Эйсу: «Вот тот парень чо-то ко мне клеится». Эйс тут же включил свою уникальную логику: «А мы сейчас сделаем вид, что мы с тобой парочка, тогда точно отстанет».

И начались поцелуи.

В то время в некоторых частях Европы аэропорты охранялись военными. В одном аэропорте охрана, вооруженная АК-47, остановила Эрика. А он в тот день был одет в камуфляжный комбинезон и ремень-патронташ. Охрана увела его куда-то, через двери мы ничего не видели. Но вернулся он на удивление скоро. Мы хором:

— Что случилось?

— Ну, я просто им сказал, что я музыкант, — объяснил он. — Так они отвели меня в другую комнату и заставили сыграть на пианино.

Он немного поиграл на пианино, и они его отпустили.

Хотя Эрик был на два года меня старше, он был прямо как малое дитя. Жизненного опыта ему сильно недоставало, он был наивен и доверчив. Однажды в Англии он ночью увел из бара отеля, где мы тусовались, журналистку к себе в номер. Утром мы его спросили, мол, ну, как оно, что было-то вообще. Ну, говорит, мы поболтали, потом она захотела сделать мои фото без одежды.

— Что? — вскричал я.

— Ну, она сказала — не для печати.

— Ты с ума сошел?

— Ох, черт, я что-то не то сделал?

— Вообще не то: снять себя разрешил!

— Ну, она ж сказала, что это просто ей на память…

Ясное дело, на следующей неделе в журнале этом появились фото Эрика в совершенно идиотском виде: он в ванне, с гигантскими своими кудрями на голове, в руке бокал с шампанским.

Он прикрыл глаза: «Ну, полный шмук».

Лишившись постоянного негатива со стороны Питера, атмосфера в группе стала гораздо лучше. Колоссальная разница, и очень поучительно для нас: мы устранили такую гигантскую проблему, а вместе с ней бо́льшую часть неуверенности, раздоров, враждебности. Как будто солнце быстро вышло из-за туч — а дело-то было в одном Питере. Эйс, правда, по-прежнему катился по наклонной, но теперь, по крайней мере, напряженность уменьшилась вдвое.

Эйс потерял не дружка, а союзника. Что бы там их ни связывало с Питером, со стороны Эйса эти отношения основывались на расчете. Парень он был умный и манипулировал Питером так, чтобы принимались выгодные ему решения. Если уж ему и не хватало Питера, то только в этом качестве и ни в каком другом, он не скучал по нему как по товарищу. Теперь расклад в группе стал таким: я, Джин и новый парень, который не имел такой власти, как старые участники. В процессе принятия решений Эйс стал игроком без пары. Его это, я знаю, нервировало, но в туре это не самый насущный вопрос.

Когда в ноябре 1980 года мы впервые прибыли в Австралию, то нам сразу стало ясно, что тут будет сумасшествие полное. Нам говорили, что KISS тут очень популярны, но никогда не знаешь, чего конкретно ожидать. Можно что-то себе вообразить на основе предыдущего опыта, но австралийский опыт нам даже близко не с чем было сравнить. «Очень популярный» здесь означало вот что: из отеля не выйти, выступать на стадионах, летать на стадионы из отеля вертолетами.

В 1980 году в Мельбурне, Австралия, с пятьюдесятью тысячами моих самых близких друзей

Мы увидели феномен под названием «КИССтерия».

В отеле мы занимали целый этаж. Целый отдельный сьют — для нашей австралийской PR-команды. Ничего удивительного — мы каждый день попадали на первые полосы газет с заголовками типа «KISS в полночном круизе в Сиднейской бухте». В номерах мы шторы не открывали. Везде сидели охранники, а с улицы доносился постоянный радостный гул голосов. «Никуда не выхо́дите», — сказали нам.

К счастью, в Австралии издавался местный «Penthouse», и модели журнала приходили составить нам компанию в отеле. У входа в отель дежурили папарацци, и куда бы мы ни направлялись, нам приходилось сразу же ложиться на пол вэна. Промоутеры закатывали вечеринки каждый божий вечер, и всегда там косяками ходили модели и актрисы. На некоторые вечеринки вообще никого, кроме женщин, не приглашали. Мы приходили в клуб или танцзал, снятый специально для вечеринки, а там — красавиц битком. То есть Австралия для нас была одним большим «Курятником».

Эрик, правда, с этих вечеринок частенько уходил, чтобы знакомиться на улице с простыми чувихами. Он вообще считал себя скорее равным фанатам, чем нам. Может быть, на тот момент он еще таким себя ощущал. Иногда он к себе в номер приглашал одну из тех девочек, что дежурят денно и нощно у отеля в надежде увидеть кумира хоть одним глазком. Он таких предпочитал моделям и «пентхаусовским» красавицам. С этими, наверное, комфортнее себя чувствовал. Вопросы формирования личности.

Австралия, 1980 год. Слева направо: я, Билл Окоин и Элтон Джон на ужине

А скоро стали появляться звоночки с проблемами Эрика. Однажды он взял напрокат машину с водителем, чтобы провести на природе денек с некой девушкой, с которой тут познакомился. Говорит, так нервничал, что живот вспучило — пришлось машину каждые десять минут останавливать, чтоб по нужде бегать. Он потом ходил подавленный, чувствуя себя идиотом. Еще он все время говорил, что у него волосы выпадают. А волос у него было столько, что, когда он подавался вперед, они улетали назад, короче всегда его волосы мотались в сторону, противоположную движению остального тела. И все равно он то и дело просил меня осмотреть его голову: «Лысею тут?» И, что самое странное, Эрик боролся с мыслью, что он не оригинальный барабанщик группы. Я этого не мог понять. В смысле, разумеется, оригинальный барабанщик группы это не он. Он — второй. Ну и что? Но ничто не могло вытащить его из тоски по поводу того, что он никогда не будет нашим первым барабанщиком.