– В «обезьяннике» посидят, ничего с ними не случится. До чего дошло, камеру им подавай, привыкли к отдельным номерам, а у нас тут не гостиница. Пожалуйте, дамы, к народу! – возмущался для порядка лейтенант, обиженный тем, что именно его заставили дежурить в праздничный день. – Одно я вам обещаю, девушки, скучно вам не будет. Компашка подобралась что надо. Вы в своих Версаче туда впишетесь.

– Я имею право на один телефонный звонок! – заявила Алина о своих правах.

– Нет, девушка, вы сейчас и на нары прав не имеете. Вот придет завтра начальство, тогда оно и определит, куда вас поселить: в одиночку с персональной парашей или в общую, где спят по очереди.

– Позвоните, пожалуйста, Воронкову. Я хочу сделать заявление. Он меня знает и не откажет, – ухватилась я за последний шанс.

– И даже не подумаю. Он только вчера два задержания произвел. Нужно же человеку когда-нибудь отдыхать?

– Ну, тогда один телефонный звонок, я очень вас прошу.

По всей видимости, я вызвала у дежурного прилив жалости, и он разрешил мне подойти к телефону. Алина, вновь прикованная ко мне наручниками, проследовала за мной.

– Кому звонить будешь? – спросила она.

– Сундукову, у него должна быть связь с Воронковым.

Я набрала номер его мобильного телефона, но, как назло, в данный момент он был вне зоны сети, о чем и сообщил мне противный голос оператора. Тогда я набрала домашний номер телефона, подошел Санька.

– Санечка, миленький, у меня одна минута. Придет дядя Игорь, или вдруг будет звонить, передай ему, что мы в полиции, в нашем районном отделении. Нам нужна помощь!

– А можно, я прокурору позвоню? У меня знакомый в прокуратуре работает, – жалобно попросила Алина.

– Нет, женщина, нельзя. Прокуроров не приглашают, они сами приходят. И потом, я обещал только один телефонный звонок. Вы и так у меня много времени заняли. – Лейтенант достал коробку из-под обуви и скомандовал: – Быстро сложили сюда в коробочку деньги, драгоценности, колющие и режущие предметы. Пояса тоже снимайте.

Мы сняли с себя все, о чем попросил дежурный, и нас отвели в помещение, в народе называемое «обезьянником».

За решеткой нас поджидала компания из лиц обоего пола: два старика-бомжа, тетка с испитым лицом и девчонка-малолетка, судя по всему, постигающая навыки древнейшей профессии.

Тетка на нас не обратила никакого внимания, свернувшись калачиком, она дрыхла на лавке. Девчонка, увидев нас, фыркнула и отвернулась к стене. Зато мужики проявили к нам немалый интерес. Сначала они переглянулись, зацокали языками, затем приосанились, расправили грудные клетки, тряхнули жирными прядями волос и шаркающими походками подгребли к нам.

– Девчонки, как погодка? Прогуляемся по казематам?

– Закусон принесли? У нас выпить есть. Вы как?

– Мы никак! Мы не пьем с посторонними! – Я попятилась к решетке.

– А мы можем и познакомиться. Разрешите представиться, Лев Бенедиктович. А это – Аполлинарий Вениаминович.

– Отвалите, мы не будем с вами знакомиться, мы здесь ненадолго, за нами сейчас приедут! – неуверенно сказала Алина.

– Ненадолго? Это как сказать. Лиха беда – начало, еще привыкните, – обнадежил Лев Бенедиктович. Алина от обиды заплакала. – Ты, красавица, не плачь, а то завтра перед следователем будешь выглядеть хуже Варьки, – и он кивнул в сторону синюшной тетки.

Алина посмотрела на пьянчужку и прекратила плакать, вспомнив, что и тушь для ресниц, и пудра, и помада остались в машине, и восстановить красоту ей будет совершенно нечем. Но вместо слез на нервной почве ее стала мучить икота.

– На вот, выпей, – Лев Бенедиктович протянул ей аптечный пузырек. – Успокой нервишки, лучше коньяка будет.

– Что это? Ик! – в очередной раз вздрогнула Алина.

– Настойка боярышника на спирту. Пей прямо с горлышка. Пей. А то вся на нервах, расслабься.

Алина взяла пузырек, вытерла горлышко краем блузки и, не прикасаясь к губам, влила в рот коричневую жидкость.

– Действительно, на коньяк похоже.

– А я тебе что говорил, коньяк ни в какое сравнение не идет, и стоит копейки. Как звать-то?

– Алина, а ее – Марина.

– За что загребли? – участливо спросил Аполлинарий.

– За помощь родной полиции.

– Это как же?

– Мы увидели, как в квартиру лезут воры, позвонили в полицию. Приехали менты, воров упустили, а нас забрали.

Бомжи долго смеялись, потом, успокоившись, Лев вполне серьезно произнес:

– Ну, что скажу, ваши дела – швах! Если этих воришек на месте не поймали, сидеть за них вам, девки, придется.

– Но это же мы позвонили в полицию!

– И что с того? Поймали-то вас! Что вы делали в квартире?

– Мы не были в квартире, мы стояли на площадке и задерживали злоумышленников.

– А задержали вас! – Аполлинарий опять покатился со смеху и смеялся до тех пор, пока Лев не треснул его по спине.

– Чего ржешь, не видишь, расстроены девки, нашли приключения на свою…

С этим трудно было не согласиться. Получилось по принципу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда», мы оказались крайними. Была же у меня мысль не связываться с полицией. Какой-никакой, а опыт общения с правоохранительными органами уже имелся. Так нет же, вляпалась по новой. А все Алина со своими иллюзиями относительно долга, чести и совести. Вот теперь придется провести ночь в обществе бомжей, проститутки и выпивохи.

– Да, барышни, попали вы в переплет, – констатировал Лев. – Я вот что вам скажу, по закону вам полагается защитник; если у вас есть влиятельные знакомые, пусть адвокат выходит на них. У каждого имеются родственники, знакомые, и у начальства ментовского тоже они есть. Авось вас отмажут. А пока укладывайтесь спать. Утро вечера мудренее.

Но поспать нам так и не удалось. С одной стороны, мы надеялись, что с нами разберутся, и ждали, когда нас выпустят на волю. С другой, спать нам на грязных лавках не хотелось. Представив себе, сколько разной заразы прилипло к немытым доскам, сколько дизентерийных микробов и туберкулезных палочек буйным цветом расцвело на одном квадратном сантиметре этой вонючей камеры, мы часа два стояли, ни к чему не прикасаясь. Первая не выдержала я, у меня подкосились в коленях ноги, и я упала на скамейку.

– А, была не была! Шампунь «Дружок» поможет всем! – поддержала меня Алина и присела рядом.

Прижавшись друг к другу, мы встретили рассвет в камере. В восемь утра начался новый рабочий день. Только теперь я поняла, что значит слово «обезьянник» именно в милицейской трактовке. Посмотреть на нас с Алиной пришла половина служащих данного участка.

Сначала мы кидались к людям и просили позвонить нашим родственникам, пригласить адвоката, на худой конец, позвать Воронкова. Все было тщетно, на нас смотрели как на диковинных птиц, и никто так и не собрался протянуть нам руку помощи. В итоге мы перестали реагировать на любопытствующие массы и обреченно забились в угол камеры.