Трепещите, господа придворные, Петра идёт… угощать вас фенолфталеином!

Легко!

После погребения королевы я отправилась на поиски Вольфа, которого не видела с утра. Скорее всего, он так и сидел в лаборатории, проверяя и перепроверяя расчёты. Позавтракал хоть? А то нам с утра некогда было его навестить…

Флигель был пуст. У меня сложилось впечатление, что пуст он был уже давно. Со вчерашнего вечера, как минимум. Кроме того, было подозрительно чисто. Тетрадей на столах не было, черновики по полу не валялись. Дикая догадка резанула по сердцу…

Ушёл…

Ушёл?!

УШЁЛ!!!

И я его отпустила. Сама. Считая, что мне это просто снится…

— Петра, я должен покинуть тебя… — виновато.

— Нет, я пойду с тобой, — требовательно.

— Тебе со мной нельзя, — как с маленьким ребёнком.

— Почему? — капризно.

— Завтра важный день в твоей жизни, а мне надо идти сейчас, — доходчиво.

— Я знаю… Но я не хочу с тобой расставаться, — жалобно.

— Это не надолго, — уверенно.

— Ты не бросаешь меня, нет? — испуганно.

— Ну что ты, любовь моя, конечно нет, — ободряюще.

— И я скоро тебя увижу? — с надеждой.

— Обещаю, что это обязательно случится, — с сомнением…

Мне не нравится его, словно прощающийся навсегда, взгляд. Я смотрю на него, на золотые искорки в его глазах, и мне становится так тоскливо, что хочется завыть.

— Ыыы, — не сдерживая чувств, выпускаю тоску на волю.

Вольф обнимает меня и целует, целует, целует… глаза, волосы, губы… Его движения так неистовы и суматошны, что я опасаюсь за него. Что это? Не может больше переносить воздержание? Так я согласна… если от этого зависит его душевное состояние. Я согласна, только не уходи…

Я не говорю этого вслух, но он понимает. Нам теперь не нужны слова, потому что мы разговариваем сердцами. Вольф знает, что я разрываюсь на молекулы от мысли, что он уйдёт, и я больше не увижу его. Я знаю эту тоску. Я чувствовала её, когда была королевой Мелиссой. И я не хочу её судьбы!

Он успокаивается и мы долго сидим обнявшись, шепча друг другу нежные слова. Меня начинает одолевать сон. Я сопротивляюсь ему, но глаза закрываются, сознание меркнет, и лишь долгий прощальный поцелуй остаётся в памяти. И запах…

Это был не сон! Это было настоящее прощание…

Почему он поступил со мной так? Ведь я не понимала тогда, что всё происходит на самом деле! Он снова воспользовался моим беспомощным состоянием!

Вольф! Почему ты покинул меня? Почему ничего не объяснил? Я бы поняла…

ВОООЛЬФ!!!

Всё бесполезно… Он не ответит на мой зов. Он слишком далеко.

— Рихтер, я хочу домой… Я устала от постоянного напряжения. Я хочу покоя…

Брат, он всегда меня понимал. Понимал, когда я с мальчишками лазила по деревьям и оставляла клочки штанов на чужих заборах. Понимал, когда я выбрала своей профессией алхимию, а не экономику, принятую в нашей семье. Понимал, когда вместо балов и светских приёмов я сбегала в Темские пески.

Рихтер уладил все дела, которые касались моего последующего местопроживания и трудоустройства с Его Величеством, и увёз меня домой. Точнее, увёл. Через портал в кабинете ректора нашего университета. Не дал господину фон Вальдеку ни одного шанса взять у меня интервью, разогнал всех любопытствующих, оберегая меня от внешнего мира.

Всё потом. Интервью, вопросы, ответы, откровения…

Всё потом…

— Мадемуазель, от вас что, водкой пахнет?

— Угу.

— Вы что, пьете?

— Нет, я умывалась.

"Турецкий гамбит"

Мелкий осенний дождь за окном. Дробный стук капель по подоконнику заставляет открыть глаза и встретить очередной день… без него. Я заставляю себя не считать их, но календарь безжалостно напоминает мне об этом.

Неделя… Десять дней… Пол месяца… с того дня, как я умерла. Меня захоронили в фамильном склепе вместе с моей пра-пра-пра-прабабушкой королевой Мелиссой. Моя душа покоится там, в душной тесноте, под тяжёлой каменной плитой.

А тело живёт. Оно ест, спит, пьёт, посещает ванную комнату. Оно даже умудряется улыбаться при встрече с университетскими друзьями — приятелями, делиться впечатлениями о жизни во дворце, подробно и обстоятельно рассказывать о выдающемся гении господине Сарториусе.

Сокурсники даже затащили меня на студенческую вечеринку, где мне пришлось быть гвоздём программы, рассказывая леденящую кровь историю о поисках королевы Мелиссы и героической битве с призраком.

Романтичные барышни закатывали глаза от страха, охали и падали в объятия смышлёных кавалеров. Прожжёные алхимики размышляли о способах уничтожения умертвия особо изощрёнными способами. Скептики сомневались в достоверности моего рассказа. В общем, было весело.

О моей душевной драме не знал ни кто. Я не делилась этим с сокурсниками. Мне было вполне достаточно ежедневных излияний по этому поводу по комперу от подруг, и задушевных бесед с Лизеттой. Иначе не стал бы петь наш голосистый Хантон душевную песню о любви, которая заставила рыдать моё сердце, потому что это была наша история…

Пересеклись дороги наши лишь на миг.

Твой взгляд один, и, вдруг, огонь в душе возник.

Во мне печаль поёт натянутой струной.

Ну почему ты не со мной, не со мной?

Ты далеко, а с тобой всё говорю.

Как объяснить, что всей душой тебя люблю?

Что без тебя жизнь стала серой и пустой.

Что все мечты мои с тобой, с тобой.

Свет горит в окне.

Где-то вдалеке

Он светит мне, лишь мне,

Лишь мне.

На небесах за нас давно всё решено.

Но никому об этом знать не суждено

Тот путь пройдём, что предназначен нам судьбой.

Я лишь молю, что б быть с тобой, с тобой.

Ыыыыы! Это что, такой оскал судьбы — злодейки? Я и так тоннами вливаю в себя валерианку, пустырник, даже фенобарбиталом иногда пользуюсь… не часто. А меня по оголённым нервам плетьми хлещут! За что?

— Хантон, что это за песня? — хватило сил спокойно задать вопрос.

— Понравилась? Услышал где-то…

— Угу… Не знаешь, кто автор?

— Да я не интересовался… Что ещё спеть?

Ребята стали просить его исполнить что-нибудь весёлое, а я отправилась домой.