На секунду у него мелькнула мысль о том, чтобы выпить спирта. Вдруг крепкий алкоголь прочистит ему мозги и выветрит из них все дерьмо, которое туда успели нанести твари? Как они вообще умудряются воздействовать на людей и мутантов, заставлять их делать то, что им хочется?

Останавливало то, что крышка во фляжке со спиртом к его «питьевухе» не подходила. А снимать противогаз и открывать емкость, рискуя надышаться всем, чем угодно – от активной частицы до спор каких-нибудь бактерий, которые за пару недель превратят его легкие в кашу из крови и гноя, желания не было.

Надо перетерпеть. Еще немного, а там хоть трава не расти. Дотащиться до этой чертовой горы, забраться наверх, завести таймер на бомбе, а дальше хоть ложись и помирай.

Кстати, звучит как план.

Азат подумал о «крепостных». Что сейчас творится у них в головах? Их тоже приложило, или мужики держатся? А может, они знают средство от «менталов» и скрыли его? Специально, чтобы доехать до цели, пока мутанты отвлекутся на вторую машину?

Это было бы вполне в духе Дмитрия – загребать жар чужими руками. Не лучше ли положить ублюдков прямо сейчас, пока они не сделали это первыми?

И где-то на дне сознания было понимание: рассчитывал Бельский на то, что «менталам» будет сложнее воздействовать на толпу из девяти человек. А их в итоге осталось семеро.

Но сильнее оказалась внезапно вспыхнувшая ненависть. Она выжигала душу, превращая ее в подобие долины под Лениногорском. Ее температура была даже выше, чем у вспышки ядерного взрыва. Хотелось прямо сейчас остановить машину, выйти и перестрелять ублюдков из автомата. А еще лучше выволочь хоть одного из них из уютного салона, а потом медленно покрошить ножом на начинку для беляша.

Кто они? Фашисты же, а у Азата оба деда – ветераны войны. Против таких же воевали, что себя выше других считают. Нет, конечно, у татар и башкир всегда будет спор, чей народ лучше, но ни русские, ни тем более немцы в него лезть не должны, нечего им там делать.

Когда они проезжали мимо памятника – покосившейся стелы, вокруг которой были установлены пушки, удивительно хорошо сохранившиеся за эти годы, головная машина вдруг медленно затормозила и стала разворачиваться, объезжая по широкой дуге навсегда застрявший на дороге мусоровоз.

Шмель тоже сбросил скорость. Он не видел смысла повторять маневр «крепостных», можно было просто повернуть, не огибая ржавую рухлядь.

– Это они что делают? – спросил он, повернувшись к лейтенанту. – Нам ведь прямо.

– Может быть, в объезд решили поехать? Сократить путь? – спросил Азат. – Вдруг Седой им и маршрут описал?

Мотор машины «крепостных» вдруг дико взревел, колеса взвизгнули, прокрутившись на разбитом асфальте и, кометой сорвавшись с места, она поехала прямо на «УАЗ» бойцов «Булата». Белый шум и треск радиометра, донимавшие башкира, внезапно замолкли, а в голове четко оформилась мысль, что это конец.

Шмель среагировал и скорее от страха, чем сознательно, утопил педаль газа. Их монстр рванулся вперед и почти успел уйти от столкновения. Почти, потому что все-таки их задело по касательной, ударило в заднюю, наращенную умельцами «пришлых» часть кузова.

По инерции башкира бросило влево, он влетел головой в дверь и поплыл. Шмель вывернул руль, пытаясь выровнять машину, которая от удара не только ушла в занос, но и поднялась на два колеса, и Азата толкнуло уже в противоположную сторону.

То ли удар по голове, то ли выплескивающийся в кровь адреналин сработал, но в сером мире вновь стали появляться краски. Одновременно с этим проснулась боль в разбитом носу и почувствовался соленый до одури вкус крови.

– Бельский, вы там охренели, что творите! – орал лейтенант, сжимая в руке переговорное устройство рации. – Бельский, твою мать, отвечай! Прием!

Шмель, отчаянно матерясь, гнал машину вперед, продолжая давить педаль газа в пол и вращать руль туда-сюда, лавируя между сгнившими развалинами. Азат обернулся, выглянув в окошко и увидел, что «крепостные» едут за ними по пятам, собираясь все же столкнуть с дороги.

Мимо промелькнула желтая буква «эм» на высоком столбе, упавшая на крышу приземистого здания, но внезапно всплывшую в голове мысль о том, как неплохо было бы заехать в МАК-Авто, вытеснил резкий приступ страха. Его причиной было осознание того, что кто-то из преследователей сейчас просто доберется до пулеметного гнезда на крыше своей машины и погоня резко закончится.

Глупо надеяться, что кустарная броня их машины выдержит пулю «двенадцать и семь». Уж чего-чего, а таких чудес не бывает.

– Я пошел, – сказал Азат, поднимаясь на ноги, насколько это было возможно в тесном салоне. Закинул за спину автомат, подошел к правой пассажирской двери, надавил на ручку и толкнул ее от себя.

Потоком встречного воздуха створку толкнуло обратно, но башкир удержал ее в открытом положении. Он понимал, что от первого же столкновения с любой из проржавевших машин дверь захлопнется и хорошенько приложит Азата. Что будет, если при этом краем его долбанет по пальцам, даже представлять не хотелось.

Шмель уже загнал стрелку спидометра до шестидесяти и, похоже, останавливаться на этом не собирался. «УАЗ» швыряло во все стороны, башкир еле удерживался от того, чтобы не вывалиться наружу. Он схватился за приваренную к кузову скобу – похоже, что смена стрелков на ходу все же предполагалась конструкцией, но вряд ли кто-то думал, что им придется делать это на скорости выше пяти-десяти километров в час.

Оттолкнулся ногой от порожка и добрался до второй ручки, которая была закреплена уже на самой крыше. Дверь с громким хлопком закрылась, назад дороги больше не было. Оставалось лишь вытянуть свое тело наверх и перевалиться через небольшой борт, ограничивающий пулеметное гнездо. Только сделать это было не так уж просто, когда помимо своих восьми десятков кило приходилось тащить разгрузку с магазинами, броник, автомат и защитный костюм.

По кузову забарабанили пули, взвизгнула пара рикошетов. К удивлению Азата, «пятеру» сварганенная «пришлыми» броня держала. Черт его знает, из чего эти ублюдки сделали свои боевые колесницы, но на материалах точно не экономили.

Башкир повернул голову и увидел Бельского, который открыл дверь машины и встал на порожек. Уж кто-кто, а он стрелял хорошо, и в том, что Азат еще не поймал пулю, были виноваты исключительно водители, которым приходилось вилять по дороге не хуже хвоста слишком доброй и дружелюбной собаки.

Шмель понял, что дело плохо, вывернул руль, выезжая на перпендикулярный проспект так, чтобы подставить под огонь другой борт машины. Башкира оторвало от металла «УАЗа», и какое-то время он по инерции летел в воздухе, просто цепляясь обеими руками за скобу и молясь, чтобы она не оторвалась. Потому что тогда ему оставался только один путь – преследователям под колеса.

Ударившись всем телом о металл кузова, он злобно зарычал и полез наверх. Подтянулся, поднимая туловище над крышей, наклонился и кувыркнулся вниз головой прямо на место пулеметчика.