Но Савва не выдержал первым. Бросился на него, ударил кулаком в лицо, повалил на сиденье «УАЗа», забравшись сверху. Не будь на башкире бронежилета, воротник которого закрывал шею, он наверняка попытался бы задушить его, но так оставалось только бить сверху в резину ПМК.

Хотя тоже выходило неплохо. Переговорное устройство больно врезалось в нос, из глаз брызнули слезы. Азат попытался отмахнуться, но попал кулаком в пластину броника. И то удар вышел неуклюжим и слабым, бить из такого положения было неудобно – даже не будь на его противнике защиты, он все равно не смог бы ничего сделать.

Неловко прикрывая голову одной рукой, башкир снова попытался ударить здоровяка, но не смог. Пропустил второй удар, и ненавистное лицо, маячившее перед глазами, будто красная луна, расплылось. Азат понял, что еще один-два удара, и все, он вырубится, а потом делайте с ним все, что хотите.

Под руку удачно попала пистолетная рукоять, торчащая из кобуры Саввы. Неудобно вывернув ладонь, Азат сумел расстегнул хлястик, схватился за оружие, но здоровяк вдруг застонал, обмяк и сполз на него, погребая под всем своим немаленьким весом.

Чувствуя, что задыхается, башкир высунулся из-под навалившейся на него туши и увидел лейтенанта, сжимающего в руках «Калашникова». Похоже, наконец пришел в себя и понял, что предпоследнего из оставшихся в живых подчиненного ему бойцов сейчас убьют.

Башкир, уже вытащивший пистолет, почувствовал дикое желание прицелиться и выпустить мозги командира из его тупой головы. И вдруг ощутил привкус текущей из носа юшки. Солоноватый, но недостаточно, он занимался в секции карате больше пятнадцати лет и не понаслышке знал, какова кровь на вкус.

Что-то здесь было не так. Отпихнув Савву, который, казалось, стал весить еще больше, башкир выбрался из-под него и кое-как примостился на краешке сиденья.

– «Менталы», – коротко проговорил лейтенант, снова усевшись на сиденье, и поставил автомат между ног прикладом на пол. – Приложило парня.

– Меня тоже плющит, – с трудом выдавил из себя Азат. Тяжело это было – признать, что кто-то влез в голову. – Ни цветов, ни запахов, ни вкуса.

– У меня тоже так, – кивнул командир.

– И у меня, – не отвлекаясь от дороги, буркнул Шмель.

– Если кто-то из нас снова зачудит, бейте, – сказал лейтенант. – По башке бейте, чтобы вырубить. Шмель, ты как, нормально? Сейчас руль дернешь в сторону дома какого-нибудь.

– Есть такое желание. – Водитель коротко хохотнул, но смех у него вышел какой-то неправильный. Невеселый. – Когда на дороге сосредоточиваюсь, отпускает. Меня ведь и в Альметьевске не тронуло почти, потому что я все время на дорогу смотрел.

– Ладно. Азат, проверь этого.

Башкир наклонился к Савве, прислушался. Сквозь клапан выхода доносилось слабое сопение. В целом от резинового затыльника черепно-мозговой травмы ждать не стоило, но всякое бывает.

– Жив, – ответил он.

– Тогда свяжи его. – Лейтенант отстегнул от крыши закрепленную на кронштейне аптечку и передал назад. – Там жгуты должны быть. Крепко вяжи, но не так, чтобы потом руки отрезать. И с носом что-нибудь сделай, иначе скоро весь газик кровью зальешь.

Азат вскрыл чемоданчик и нашел там сразу несколько комплектов жгута. Крепко-накрепко связал здоровяку руки и ноги, повернул его кое-как, уложив на бок, чтобы можно было сесть. Подумал и избавил «крепостного» от оружия, забрал оба ножа – и боевой кинжал, и небольшую выкидуху.

Там же увидел нераспечатанную упаковку тампонов. Очевидно, что «пришлые» это возили не на случай, если у кого-то из них месячные начнутся. Глубоко, насколько мог, вдохнул, стащил противогаз и заткнул плотно скрученными ватными валиками ноздри.

Бросил взгляд в зеркало заднего вида. Бледный, под глазами круги, лоб в испарине, кровь по всему лицу, будто жрал кого-то. Да еще и веревочки эти дурацкие из носа торчат. И юшка серая, блестит – переливается, как нефть прямо. Хотел мазнуть перчаткой по лицу, посмотреть, как она будет выглядеть на пальцах, но побоялся. Открыл спиртовую салфетку, кое-как вытер морду, второй протер изнутри противогаз.

Надел и наконец-то выдохнул. Легкие уже жгло, а перед глазами появились темные круги.

– Ты как? – спросил у него лейтенант.

– Порядок, – прохрипел башкир, пытаясь отдышаться. – Жить буду.

– Долго нам еще ехать? – сквозь зубы спросил Шмель. – Тяжело.

– Слышишь, если что-то не то почувствуешь, тормози, понял? Быстро тормозишь и мотор глушишь, чтобы не случилось ничего, не дай бог. А ехать до первого же кольца, не так много осталось, лишь бы дорога была свободной.

– Свободна будет, – проговорил Азат. – Гафиятуллина широкая, высотных зданий почти нет. Мы, похоже, к эпицентру едем?

С каждой преодоленной сотней метров разрушения становились все более заметными. Если у самого въезда в город все ограничивалось поваленными деревьями и выбитыми стеклами, здесь повреждения были гораздо серьезнее. От одной из хрущевок остался только костяк несущих конструкций, у второй обвалились два подъезда.

– Надо бы фон измерить, – сказал военный. С каждым словом его бормотание становилось все менее понятным, будто мужчина пытался говорить с полным ртом манной каши. – Если вернемся, установлю снаружи датчик. Придумаю что-нибудь, чтобы кнопки вывести, а прибор на окно повешу.

– Ага, как термометр, – согласился водитель. – Командир, какая разница, какой снаружи фон, нам все равно тут ехать придется. А меньше знаешь – меньше дергаешься. Спокойнее умирать.

– Умирать… – повторил за ним последнее слово лейтенант.

Коротко кашлянула рация, а потом из динамиков послышался дикий визг, доносящийся сквозь белый шум. Азат аж подпрыгнул на сиденье, повернулся и посмотрел на своих товарищей, которые не выказывали никаких признаков беспокойства.

– Что с рацией? – спросил башкир, кивая на заходящийся в безумном крике динамик.

– А что с ней? – непонимающе посмотрел на него через плечо Шмель. – Все же нормально.

– В смысле нормально? Что это за хрень, вырубите звук, голова болит.

– Азат, ты в порядке? – спросил лейтенант внезапно нормальным голосом. – Она молчит.

Одновременно с этим диким треском зашелся радиометр, закрепленный на разгрузочном железе. Башкир с ужасом опустил голову и понял, что быть этого не может: он своими руками выключил звук, когда впервые брал прибор на поверхность. Там вообще лучше лишнего шума не производить, а показания, если что, можно снять, просто посмотрев на экранчик.

Да и не было в Челнах особо грязных мест. Вернее, были, конечно, но туда никто не совался, что искать в руинах промзоны? Там хорошо убивать, сходить с ума и умирать. А нормальному человеку в таком месте делать нечего.

Азат помотал головой. Нет, это снова были не его мысли, и даже слух сейчас работал на врага, пугая дикой какофонией и заставляя голову раскалываться от боли. Он подобрал с пола выроненную во время схватки с Саввой флягу, снова подцепил питьевую трубку, сделал несколько глотков.