– Эх, молодежь, молодежь…

– Да, суженая! Да, твоя! – гневно согласилась Софья. – И батюшка мой ради брака нашего собой пожертвовал, удел свой бросил, в изгнание уехал! Ныне в безвестности у ордынцев томится! Ты же ничем ему не помогаешь! Никак! Вообще!

– Ты хотела сказать, у орденцев? – мягко поправил ее Василий.

– Чего? – не поняла девушка.

– Он скрывается у Ордена, а не у Орды.

– Да какая, к ночным псам, разница?!

Великий князь посмотрел на дверь. Убедившись, что створка закрылась за последним из думных бояр, поднялся, спустился с возвышения и попытался обнять Софью. Но та шарахнулась в сторону и отмахнулась:

– Ты обещал защитить моего отца! Ты обещал его спасти! Ты обещал сие еще весной! И что?! Он по-прежнему сидит у немцев, под угрозой выдачи и казни, а ты все кормишь и кормишь меня обещаниями!

– Я делаю все, что могу, любимая!

– Что, что?! Я ничего не вижу! – снова попятившись от мужа, окрысилась Софья. – Ты говорил, что любишь! Ты обещал! Ты бросил моего отца поганым на поругание! Он пожертвовал собой ради нашей любви, а ты его предал!

– Я постоянно об этом помню, Софья! И я стараюсь…

– Если бы помнил, уже давно сидел бы в седле и во главе дружины рубил ляхов! С отцом моим заедино!

– Ты видела шрам на моей груди, Софьюшка? – положил руку себе на сердце великий князь. – Он постоянно напоминает мне, как легко и просто можно погибнуть в битве. Погибнуть глупо, бесполезно и бессмысленно. Любимая, пойми, что война это самая последняя, крайняя мера, которой надобно, по возможности, всячески избегать! Большинство споров проще разрешить с помощью золота, переговоров и обещаний. На Руси самые обширные руды и леса, самые мощные кузни и плавильни. Мы куем мечи и копья для всего обитаемого мира. И моя казна достаточно глубока, чтобы при нужде купить врага, а не проливать свою и его кровь!

– Когда я полюбила тебя, Василий Дмитриевич, – холодно ответила девушка, – я видела перед собой великого героя, способного ради славы и любопытства отправиться в опасные неведомые земли, сразиться в одиночку со многими татями. Одинокого царевича, достоинствами своими, умом, красотой и храбростью превосходящего любого сказочного принца… – Софья подошла к своему избраннику и положила ладони ему на грудь. Заглянула в глаза и тихонько спросила: – Так что же случилось с тобою ныне, мой любимый и ненаглядный? Когда, каким образом из отважного принца ты превратился в опасливого торгаша?

Великий князь Московский Василий Дмитриевич сглотнул, прикусил губу. Потом облизнулся и прошептал:

– К осени твой отец получит свободу. Я тебе обещаю.

– Ты клянешься?

– Да.

– Будущим летом?

– Да.

– Хорошо… – Девушка качнулась чуть вперед и поцеловала любимого в губы. И повторила еще раз, словно бы впечатывая в память: – Будущим летом!

19 мая 1391 года

Тевтонский орден, замок Мариенбург

По просторному кирпичному залу, украшенному только лишь большим распятьем с одной стороны и резными дверьми с другой, от малейшего шороха гуляло эхо. Шелохнет плащом сидящий в высоком кресле из мореного дуба великий магистр Конрад фон Валленрод – и долго-долго по залу мечется таинственный шепоток. Кашлянет стоящий слева от трона Трокский князь Витовт – и зала тут же наполняется тревожным гулом.

– Ты уверен в сем решении, княже? – задумчиво пригладил бритый подбородок пожилой рыцарь, сидящий на троне вовсе без шапки на седой, коротко стриженной голове. – Не слишком ли рано открывать врагу свои планы?

– Не беспокойся, друг мой, – заверил его Витовт. – Что бы ни случилось, я всегда останусь твоим верным союзником. Ты много раз помогал мне мечом и советом в трудные годы, ты предоставил мне защиту, кров и стол, когда я остался один. Такое не забывается. Можешь быть уверен в моем слове! Ты всегда и во всем сможешь на меня положиться, покуда я останусь жив.

– Надеюсь, твоя помощь мне не понадобится, – скривился рыцарь. – Братья и без того подозревают меня в литвинстве за дружбу с тобой и снисхождение к язычеству. Не могут простить ухода из-под Вильны во время прошлой войны! Иные даже орден покинули… Монахи в хрониках уже сейчас, прямо при жизни, еретиком меня прозвали и кары небесные на мою голову призывают.

– Зато ты сможешь получить Жмудь[21], – ответил Витовт. – Надеюсь, за сию добычу орден простит тебе некоторое неудобство?

– Надеюсь, – согласился рыцарь.

Двери на противоположном конце зала распахнулись, в них вошло трое посетителей. Все – одетые по последней польской моде в узкие суконные штаны с пуфами на седалище и вельветовые ферязи с разрезами в нескольких местах, через которые проглядывала драгоценная шелковая подкладка. Все трое – с узкими усиками и маленькими бородками клинышком. Однако короткий, до колен, подбитый соболем плащ носил только один. Именно он и заговорил:

– От имени Владислава Ягайло, христианнейшего короля Польского и Литовского, я, князь Плоцкий, Равский и Визенский, полномочный его посол, именем Земовит кланяюсь тебе, магистр Тевтонского ордена, – слегка поклонился гость. – И от имени короля имею честь сообщить, что мир и добрососедство между нами возможно токмо после того, как ты выдашь на королевский суд подлого предателя и изменника, беглого холопа Витовта, никаких титулов ныне не имеющего!

– У меня для тебя есть радостное известие, князь Земовит, – медленно направился в сторону посла Трокский князь. – Я решил вернуться в Литву.

– Твое раскаяние будет учтено королевским судом, изменник! – пообещал посол.

– Однако, прежде чем ты отнесешь сие известие своему господину, князь Земовит, я хотел бы показать тебе одно письмо. Письмо с самоличной подписью и печатью великого князя Московского Василия Дмитриевича. Ты ведь знаешь, что дочь моя Софья вышла за него замуж?

– Вопреки запрету твоего государя, изменник!

Князь Витовт мило улыбнулся и протянул поляку свиток.

Князь Плоцкий, Равский и Визенский принял его, пробежал глазами.

– Как видишь, княже, мой любезный зять Василий, помимо уведомлений в своей любви и почтении, выражает тревогу за мое бедственное положение, – вкрадчиво поведал князь Витовт. – И дабы помочь мне справиться со случившимися напастями, великий князь Московский готов прислать мне из своих запасов столько мечей, топоров и копейных наконечников, сколько я пожелаю, и сверх того готов выделить мне пушкарей умелых с зельем огненным и пищалями ладными, а буде нужда такая возникнет, то и сам прибудет со всею московской дружиною.