– Вот ведь проклятье! – осадил поджарого серого аргамака князь Юрий Дмитриевич в сотне шагов от замерзшего рва. – Внутрь заскочить не успели!

– Помилуй, княже, и без того на диво все удачно получилось! – укорил его один из гарцующих неподалеку всадников в опушенном рысью плаще, лежащем поверх войлочного поддоспешника. – Дома слободские вон, стоят везде целые и даже теплые, словно специально для нас топили, скот в загонах, зерно в амбарах, бабы на полатях! Всегда бы так осаду начинать, со всеми удобствами!

– И все же согласись, Патрикей, влететь сразу в крепость было бы куда как удачнее! – подмигнул ему Юрий.

Впрочем, юный воевода явно лукавил. Судя по счастливой улыбке на безусом лице и сверкающим ясно-синим глазам, он был совершенно собою доволен. А если учесть то, что на князе не имелось брони – только крытый цветастым шелком часто стеганный поддоспешник, – попадать сегодня в сечу он точно не предполагал.

По просторным слободам, по предместьям, пахнущим хлебом и углем, между длинных изгородей, между заснеженных крыш амбаров и дымящихся труб слышались истеричные женские крики и здоровый мужской хохот, мычание коров и блеяние овец, крики боли и мольбы о пощаде. Все это означало, что в этом набеге дружинники без хорошей добычи уже всяко не останутся. Скот, невольниц, припасов и какого-никакого серебра – точно наберут.

Однако князь Звенигородский примчался сюда вопреки воле старшего брата вовсе не для подобного мелкого баловства.

– Подберите мне теплую просторную избу, – распорядился он, – и раскатайте пару домов на бревна. Когда подойдет обоз, мне будут нужны лучники. Завтра начнем.

Рассвет князь Юрий Дмитриевич встретил уже в кольчуге панцирного плетения. По его приказу пять сотен крепко вооруженных бояр заняли место напротив ворот – на тот случай, коли казанцы рискнут на вылазку, да с полсотни лучников расположились в полукруг от угловой, выходящей к Волге башни. Им сразу нашлась работа – гонять со стены татар, выливающих наружу воду из тяжелых бадей.

Обычное для зимы дело: коли бревна и земляной вал обледенеют, человеку по ним ни в жизнь не забраться. Да и от стрел зажигательных ледяная корка отлично защищает.

Работали горожане ни шатко, ни валко. Ведь стена большая, ведра маленькие, явной опасности пока не видно. И зашевелились казанцы, только лишь когда холопы начали сбрасывать на лед бревна, подкатывая их к укреплению. На стене появились лучники, торопливо пускающие стрелы в работников, – звенигородские стрелки принялись опустошать колчаны в ответ. Сюда же устремились и водоносы – которым нападающие всячески стремились помешать.

Стрелы летели туда-сюда сотнями, постоянно жужжа, шипя и свистя в воздухе. Однако холопы прикрывались щитами, носили шлемы и кольчуги, горожане же таились за краем стены, и потому за несколько часов яростной схватки у нападающих появилось всего лишь несколько раненых – десятку работников посекло ноги, защищенные лишь сапогами, да еще двое невезучих бедолаг получили по стреле в ладони.

На стенах тоже время от времени слышались крики боли и ругань. Это значило, что раненые имелись и среди казанцев.

Когда бревна легли под стеной в три слоя, князь Звенигородский, наблюдавший за всем происходящим из седла, распорядился:

– Патрикей, поменяй лучников на свежих, эти уже устали. Сейчас начнется самое интересное.

Небольшая заминка, и на берег выкатились возки с охапками хвороста – большущими, в полтора обхвата, но легкими. Хватая их и ими же прикрываясь от опасности, холопы побежали к стене, быстро набрасывая растопку к валу поверх бревен. Защитники засуетились, стрелы засвистели чаще. Дружинники, как могли, прикрывали своих – стараясь сбить вражеских лучников и горожан с ведрами. А холопы бегали и бегали, быстро нарастив кучу почти до подножия бревенчатой стены.

– Факела! – кратко приказал князь.

В хворост полетело сразу несколько огненных шаров.

Людей с ведрами становилось все больше и больше. Многие падали, получив двуперую стрелу в плечо или голову, иные успевали выплеснуть кадку наружу, по большей части попадая на верхние бревна стены и лишь немного вниз. Хворост же, сухой до невесомости, полыхнул стремительно, жарко, вырастая в языки пламени, достающие выше башни. Пламя оказалось таким, что попятились даже лучники. Защитники города кинулись спасаться, отбегая к соседним укреплениям и молясь небесам об спасении.

Однако боги оказались на стороне русской дружины – вскоре стена занялась, языки пламени взметнулись еще выше, бревна начали трещать и выворачиваться, огонь пополз в стороны.

– Отлично, – кивнул юный князь. – Вяжите штурмовые лестницы. А пока… Пока можно перекусить.

Он повернул коня и во главе сверкающей броней свиты поскакал по слободским улицам.

Башня полыхала почти два дня. Сперва – почти белым ярким пламенем, потом – синими язычками над осевшей черной грудой. Жар от пожарища стоял такой, что казанцы и не пытались к нему приблизиться, а в реке протаяла большая полынья, в которой покачивались длинные почерневшие бревна. Однако ко второму дню пепелище начало остывать, вода подернулась льдом, а за ночь и вовсе превратилась в толстую прочную корку, дополнительно укрепленную вмерзшими в реку лесинами. И именно по ним на рассвете дружинники пошли на штурм, неся тяжелые и широкие лестницы, связанные из бревен, со ступенями из слег и оглоблей. Лестницы очень тяжелые – но зато оттолкнуть их от стены или вала защитникам города было просто невозможно.

Опытные холопы хорошо знали свое дело. Под прикрытием плотного ливня стрел они быстро вскарабкались к еще дымящимся остаткам башни. Первые из атакующих прикрывались щитами, задние – тыкали поверх первого ряда пиками во все, что шевелится. На гребне вала и те, и другие сомкнулись в плотный строй – и ударили в устроенные поперек улиц завалы.

Весьма шаткие укрепления по сравнению с уничтоженными стенами…

Юрий Дмитриевич вмешиваться в эту слаженную воинскую работу не стал. Имея под рукой больше воинов, нежели в городе имелось жителей, включая женщин и детей, – он не сомневался в успехе штурма ни на единый миг.

– Патрикей! – окликнул юный воевода дядьку, из воспитателя уже давно превратившегося в помощника по ратным делам. – Передай князьям и знатным боярам, чтобы не спешили на развлечение. Пусть снаряжаются для битвы и поднимаются в седла. Я жду их на Волге напротив стен.

Князь Звенигородский не поднимал тревоги, а потому знатные воины подтягивались на волжский лед под его стяг без спешки, поглядывая на Казань и пытаясь угадать, что именно сейчас творится за его стенами. Восемь сотен одетых в железо всадников – в пластинчатых бахтерцах и юшманах, в сверкающих чешуей куяках. Все – в остроконечных шлемах с кольчужными бармицами, большинство – с личинами, покамест поднятыми наверх. Копья и щиты в руках, сабли и шестоперы на поясах, топорики и палицы на луках седла.

– Зачем звал, Юрий Дмитриевич? – задорно поинтересовался юный князь Иван Пронский, безусый, рыжий и кареглазый.