– Ну, ты-то упустила. А Оксанчик нет…

– А на фига мне этот старый кобель? Мне и с тобой не слабо…

Анжела сладко зевнула, потянулась к Глюку, сползла с кровати и перебралась к нему на колени. Ее абсолютно не смущало, что грудь вывалилась из разреза халата. Птаха мог видеть коричневую кнопку ее соска. Неплохо было бы нажать на нее…

– В общем, Оксанка сейчас у этого кобеля, – сказал Глюк. – Она уже звонила. Сказала, что клиент готов, можно «разводить»…

– Устала девочка, – хихикнула Анжела. – Развод и девичья фамилия. А какой развод без раздела имущества?

– В корень зришь, лапа, – кивнул Глюк. – Без раздела имущества нельзя… Короче, Щавель, судьей будешь ты. Птаха и Тюльпан, типа, судебные приставы. Надо пацанов на дело выводить, правда, Птаха?

– А я чо? Как скажешь, так и будет.

– Видишь, Щавель, пацан в бой рвется. Это хорошо.

– Кто рвется, тот нарвется… А этот дятел уже нарвался. – Щавель презрительно посмотрел на Птаху.

– Эй, что там у вас? Что за наезды друг на друга? – нахмурился Глюк.

– Мозгов у этого урода нет, потому и наезжаю. В больнице кучу-малу устроил. Телку, которая в регистратуре сидит, в кусты поволок…

– В кусты?! Замочить, что ли, хотел?!

– Да нет, не замочить. Трахнуть!

– Так что здесь плохого?

– Глюк, ты чо, прикалываешься? – удивленно протянул Щавель. – Он же всю малину едва не обкезал. Телка мента позвала. Чуть разборы не начались…

– Мент. Разборы. Это уже форшмак…

Глюк смотрел на Птаху въедливым взглядом. Как будто серную кислоту в душу впрыскивал.

– Хорошо, я вовремя поспел, – чуть не бил себя в грудь Щавель. – От мента этого барана отмазал. «Полштуки» ему отстегнул…

– «Полштуки» баксов?! – Глюк стал мрачным как туча.

– Да нет, рублей… Но все равно бабки…

– Да бабки не вопрос… А на мента где нарвались?

– Ну в регистратуре. У них и там менты, и в приемном покое…

– Менты – это хреново. С ментами связываться нам не с руки… Это правильно, что Женьку на выходе решили брать… А может, она нам вообще не нужна?

– Ну да, не нужна! – скислилась Анжела. – Она что, самая умная? Мы тут корячься, а она хреном груши будет околачивать…

– Откуда у нее хрен? Ты хоть думай, что говоришь.

– Значит, ее будут околачивать…

– А тебя что, не околачивают? Тебе что-то в этой жизни не нравится? Может, ты тоже свалить хочешь?

– Глюк, ты чего на меня бочку катишь? Женька от тебя свалила, ты на нее и наезжай…

– Ты не переживай. И наедем, и насядем. Да, Щавель?

– Да базара нет… Эта сучка Борза пикой ширнула. Мне башку вазой чуть не раскроила. И с козлом ее надо кончать. Жаль, не добили его тогда…

– Ничего, добьете… Птаху вон пора крестить. Да, Птаха, пора?

– Что пора?

– Крестить тебя пора. Кровью и порохом… Пацана мочканешь.

– Как это мочкану?

– Возьмешь «ствол» и мочканешь… А ты что, не хочешь белы рученьки марать?.. Нет, братуха, так не бывает. Если хочешь с нами на равных быть, кровью должен замазаться. И ты, и твой Тюльпан. А как ты хотел?

– Да я чо… Надо так надо… А когда?

На душе у Птахи было муторно. Что ни говори, а убить человека – это не за хлебушком сходить… А с другой стороны, чего тут сложного? Приставил «ствол» к башке – и жми на курок. Вон с Тюльпаном кошек мучили – кожу с них живьем сдирали, а потом на кол сажали – и ничего, живы-здоровы и даже не кашляют.

– Завтра будешь кончать, завтра… А сегодня у тебя дело. К хахалю Оксанкиному поедете. Мошну его тряхнете. Щавель тебе все объяснит…

– А на фига он мне нужен? – недовольно поморщился Щавель. – Опять напортачит, а я потом отвечай… Ты мне лучше Борза дай.

– Да? А кто Птаху будет обкатывать?

– А он нам вообще нужен?

Была б его воля, Птаха уже давно уделал бы этого козла. Слишком высоко волну поднимает. Достал уже.

– А ты что против него имеешь? – сурово спросил Глюк.

– Да все имею… У него хрен в башке вместо мозгов!

– Так это наша вина. Сколько можно пацанов на голодном пайке держать?

– А правда? Чего вы их маринуете? – влезла в разговор Анжела. – Пацаны-то нормальные. А вы их в черном теле держите…

– Ничего себе черное тело! – возмутился Щавель. – А куртки у них откуда? А цепи им кто покупал?

– А бабу ты им подводил? – спросил Глюк.

– Нет.

– Вот-вот, на шлюху бабки зажилил. А потом хочешь, чтобы они о деле думали. Да у них сейчас телки на первом месте. Да, братуха?

– Я бы не отказался! – осклабился Птаха.

Щавель – фуфло. А вот Глюк – человек.

– Будет тебе баба. Прямо сегодня. Если, конечно, с лохом все путем будет. «Разведете» лоха, будет тебе приз… Анжела, хочешь призом быть? – спросил Глюк.

– Как скажешь, дорогой.

Птаха был в экстазе. Глюк, оказывается, не просто человек. Он сверхчеловек. Он отдает ему свою подружку. Ну как же его после этого не превозносить?

Вот они, дела бандитские! Вот она, крутизна! Вот она, малина в собственном соку!

Адреналин кипятил кровь, душу пучило, как желудок от пургена. Кулаки чесались невыносимо. И если бы он мог, прямо сейчас начистил бы рожу этому хмырю с наглой рожей. Но Щавеля ослушаться нельзя. А у того одно требование – не лезть в пекло поперед батьки.

Они стояли у ворот солидного особняка в поселке для «новых русских». Дом в три этажа, железная кованая ограда. По дорожке в сопровождении мощного «кавказца» вальяжно вышагивает хозяин. Деловой до опупения. Чуть не лопается от самодовольства.

– Здравствуйте! – приветливо улыбнулся ему Щавель.

В белой рубашке при галстуке, зачесанный, зализанный, он не был похож на бандита.

Мужик ответил ему небрежным кивком головы.

– У меня к вам один вопрос, – продолжал Щавель. – Я сестренку свою ищу. Ее Оксана зовут. Вы ее не видели?..

– А вы думаете, она у меня? – напрягся «деловар».

– Мне говорили, что у вас.

– Кто говорил?

– Неважно…

– Как это неважно? – возмутился мужик.

Похоже, он решил, что со своей кавказской овчаркой он неуязвим. Потому так лихо распахнул калитку – решил посмотреть, кто там умный сидит в машине.

Щавель среагировал мгновенно. Направил на пса газовый баллон и от всей души загнал ему в носоглотку щедрую порцию перцового газа. Кавказец взвыл от боли, волчком закружился на месте, свалился на бок, поднялся и с очумелым видом скрылся где-то за домом.