– Могу. Доктор Морсенькс все знает про закон, и я обсудил это с юристами. В таком варианте нет никакого позора, никакого скандала. И в конечном счете это будет к лучшему для тебя, к лучшему для всех нас.

Я попыталась сбежать. По крайней мере, поначалу они сделали мне честь, не заперев в комнате. С первой попытки, среди длинных теней в пурпурных сумерках, я добралась до крыльца дома, прежде чем отец преградил мне путь. Я сопротивлялась, но была все еще слаба, и, пусть он ненамного превосходил меня по силе, ему удалось без особого труда вернуть меня под свой контроль.

Потом ему пришлось сесть на стул в холле и вытереть пот со лба.

– О, Фура. В тебе есть бойцовский дух твоей матери, и надо отдать тебе должное, раз ты готова пойти на такое ради сестры. Но чем скорее ты поймешь, что она умерла, что она ни за что бы не пожелала…

– Не смей говорить мне, чего Адрана могла или не могла бы желать, – перебила я. – Я ее знала. А ты так и не узнал.

Думаю, это была самая жестокая и черствая вещь, которую я когда-либо говорила в своей жизни, и как только эти слова слетели с моих губ, ничто в мире не могло вернуть их обратно.

Но их надо было сказать.

На следующий вечер я попробовала снова. В тот раз я добралась только до коридора, ведущего в главный вестибюль, и обнаружила, что он заперт. Отец уже ждал меня.

– Это никуда не годится, – сказал он. – Я не хочу превращать этот дом в тюрьму, Фура, но если ты не подчинишься моим желаниям…

Я продолжала пытаться, ночь за ночью. С каждым разом я забиралась все дальше и дальше. Дом был большой и беспорядочный, в нем имелись проходы и лестницы, которыми редко пользовались, а также задние двери и служебные входы, но вскоре я исчерпала все очевидные возможности. Я начала тешить себя глупыми фантазиями о том, как буду вылезать из окон на крыше, спускаться по водосточным трубам, но даже если бы я выбралась из главного здания, мне все равно пришлось бы столкнуться с главными воротами.

Меня терзала мысль о том, что я могу подвести Адрану. Мне не следовало позволять Видину Квиндару привезти меня домой; я должна была дать ему отпор в Тревенца-Рич или сбежать от него на клипере. Но ведь я пыталась, не так ли? Я угодила в западню бесполезных, удручающих мыслей, которые по спирали затягивали меня все дальше в страдание. Все, чего я хотела, – выскользнуть из их плена и погрузиться в темные, исцеляющие глубины полной бессознательности.

Но что-то мне мешало.

Мои попытки заснуть то и дело прерывались ощущением движения; чувством, что кто-то – или что-то – находится рядом со мной в комнате, занимаясь каким-то быстрым, тайным делом. В конце концов этого беспокойства оказалось достаточно, чтобы привести меня в состояние полного и раздраженного бодрствования. Вдруг доктор Морсенькс нанес мне ночной визит? Я приподнялась на локтях, оторвавшись от пропитанной потом подушки.

Кроме меня, никого не было. В комнате царили тишина и спокойствие. Но по противоположной стене двигался слабый узор из огоньков. Я уставилась на него слипающимися глазами, не в силах понять, что же я вижу. На стене плясали разноцветные пятна.

Именно тогда мне пришло в голову посмотреть в другую сторону – на груду коробок, которые я нашла в чулане.

Я выскользнула из постели, охваченная страхом и любопытством. Свет исходил из одной из коробок, и это была та самая, в которой лежала поврежденная голова Паладина. Я засунула стеклянный шар обратно в груду изорванной бумаги, но клапаны коробки не были плотно прижаты, и часть шара все еще была видна. Из нее вырывались лучики света, трепещущие и разноцветные.

Я опустилась на колени перед коробкой. Широко распахнула клапаны и высвободила купол из скомканной бумаги. У меня не было сомнений, что до сих пор он был мертв. Я осмотрела его при дневном свете и не увидела никаких признаков чего-либо функционирующего. Но теперь что-то шевелилось. Крошечные механизмы внутри шара работали. Слышалась симфония жужжания и щелчков, словно хор насекомых. И пляска лучей только усилилась, когда я достала шар из коробки. Он дрожал в моих руках.

Все еще стоя на коленях, прижав голову Паладина к животу, я повернулась лицом к стене.

Разноцветная пляска ускорилась. Полосы и черточки света носились по стене как безумные. Пересекая друг друга, они сгущались и замедлялись, принимая четкие, угловатые очертания.

Буквы.

Слова.

Там было написано:

ПОЛОМКА

ПОЛОМКА

ПОЛОМКА

А потом:

ИСПРАВЬ МЕНЯ

Мне пришлось бы нелегко, не покажи Паладин, что надо делать. У меня не было ни инструментов, ни знаний о роботах, а трудиться приходилось в темноте и тишине. Лекарства доктора Морсенькса притупили мое внимание и лишили силы и ловкости.

Но Паладин меня направлял, и этого было достаточно. После слов лучи стали рисовать формы. Они были простыми, сведенными к геометрическим основам, – так он объяснял, что я должна делать.

Для начала соединить голову с торсом. Я открыла самую тяжелую из коробок и, вытащив среднюю часть Паладина, поставила ее на пол так, как требовалось. Раздался громкий лязг, но, к счастью, в этот самый момент где-то в доме раздался бой часов.

В верхней части туловища виднелась круглая металлическая пластина, просверленная насквозь множеством крошечных отверстий. Под куполом находилась такая же пластина с соответствующим набором отверстий. Стараясь не повредить стекло еще сильнее, я подняла купол и приложила к воротнику, ожидая, что что-то произойдет. Но не почувствовала, чтобы что-то соединилось или зацепилось, и стоило подвинуть купол, как он отошел без труда.

Свет на стене все еще мерцал. Я поняла, что делаю все неправильно. Паладин не хотел, чтобы я соединяла части: нужно было держать их рядом. Пыхтя от натуги – купол через некоторое время сделался очень тяжелым, – я сблизила две части соединительного воротника так, что они оказались друг от друга на расстоянии пальца, не больше.

Ничего не случилось.

Прошла секунда, а то и две. Но потом из верхнего отверстия в голове выскользнуло нечто вроде серебряного червя, который, покрутившись, отыскал в нижней пластине соответствующую дырку. Тем временем из нижней части вылез красный червь и начал проникать в верхнюю. Что-то заработало и заставило две части повернуться – достаточно сильно, чтобы купол едва не вырвался из моих рук. Потом я успела мельком увидеть дюжину или около того цветных червей, которые пересекали сужающийся промежуток, – и наконец с тихим, но четким щелчком две части Паладина соединились.

Одну-две минуты ничего не происходило.

Внутри туловища раздался еще один щелчок, а затем – ржавый, скрежещущий звук. Огни в куполе вспыхнули снова, и на стене появились цветные блики:

РЕМОНТ

РЕМОНТ