Жар ее тела не только согревает, но и наполняет вполне отчетливыми желаниями, от которых и проснулся, а сейчас застыл в тягостном колебании, то ли разбудить и согнать, то ли как-то решить все иначе.

Ничего не придумав, все еще искал решение, но взбудораженность уступила расползающемуся теплу во всем теле, и снова провалился в глубокий здоровый сон.

Утром только Бианакит смотрел на него, как всегда, со спокойным равнодушием соратника в походе, Азазель хитро улыбался, Аграт поглядывала надменно и победоносно.

Михаил кипел, чувствуя, что сорвется, если только дадут шанс, но Азазель по своей хитрости и Аграт по женскому чутью все понимали и такой возможности не давали.

Аграт вообще завтракала на другом конце костра, переговаривалась тихонько с Бианакитом.

Михаил поинтересовался хмуро, стараясь не встречаться взглядом с Аграт:

– Увидел свои две звезды?

Азазель кивнул с самым довольным видом:

– На том же месте. Есть же что-то вечное в этом мире!.. Хотя и говорят, что звезды тоже куда-то летят с огромной скоростью, но я не заметил никакого движения… Так, на полпальца сдвинулись… Причем в разные стороны, представляешь? Будто и звезды ссорятся. А были ж так вместе, так вместе!

– Значит, – перебил Михаил, – Сигор отыщешь?

Азазель кивнул:

– Ты ешь, ориентиры получены. Сейчас пойдем на поиски. Пока не найдем, никакого привала с лежанием! Нужно действовать быстро, на опережение вероятного противника.

– Он все еще вероятный?

– Кезим?.. Пока не увидим своими глазами, но вообще-то у меня сомнений нет.

Бианакит слушал молча, Аграт быстро-быстро ела и тоже промолчала, очень не по-женски занятая. Михаил старался не смотреть в ее сторону. Тело еще помнит ее тепло и женскую мягкость, а с виду вся из тугих мышц, как только и распускает их во сне, что становятся нежно щупальными…

Азазель первым закончил с завтракам, поднялся, собранный и напружиненный, с суровым лицом и требовательным взглядом.

– Похоже, – сказал он, – недели не понадобится. Мы почти у цели. По крайней мере, на месте.

Когда поднялись из ложбины, там гуляет сильный сухой ветер, неприятный порывами, когда то дует в лицо, то резко разворачивается и толкает в бок, стараясь спихнуть с узкой тропы.

Азазель шел впереди, бодрый и алертный, сказал с оптимизмом:

– Солнцу и ветру навстречу, расправив упругую грудь… э-э… или как там? Аграт, это я вообще, из песни слова не выкинешь. С другой стороны, это же прекрасно, что все так скрыто, хрен найдешь!

Михаил шел рядом, глядя больше под ноги, чем по сторонам. Рюкзак тяжеловат, туристы вряд ли носят с собой гранатометы, тем более спаренные и револьверные.

– Что прекрасного? – поинтересовался он.

– Если бы город нашли раньше нас, – пояснил Азазель, – здесь бы все было забито строительно-копательной техникой… хотя нет, ее не допустят, но пара тысяч археологов ползали бы на каждом шагу со щеточками, а по периметру города стояла бы армия со спецназом и бронетехникой, охраняя достояние нации.

Михаил пробормотал:

– Ты ничего не перепутал? Люди стремятся в сингулярность, сам говорил…

– В сингулярность, – сказал Азазель покровительственно, – стремится тысячная доля процента от общей массы населения!.. Как и вообще в будущее. И тащит за собой все остальное тело этого чудовищного динозавра под названием «человечество». Так было, так будет.

Михаил посмотрел с недоверием:

– А зачем в той сингулярности тело?

– В точку, – сказал Азазель с восторгом. – На самом деле войдет только голова, а тело останется по эту сторону! Жопа не пролезет… Аграт, там слишком крутой косогор!.. Бери левее!

Аграт крикнула, не оборачиваясь:

– Я пройду!

– Не ходи по косогору, – велел он строго, – сапоги стопчешь!

– Я в кроссовках!

– А-а-а, тогда ладно. Только не споткнись.

– Да тут валунов нет…

– Спотыкаешься не о горы, – строго выдал он очередной перл, – а о камушки.

Она ускорила шаг, стараясь утащить с собой и Бианакита, чтобы оторваться от умничающего начальника.

Михаил двигался в шаге от Азазеля, тот кивнул вслед Аграт:

– Бурчит, но слушается.

– Не раздражает?

Азазель отмахнулся:

– Пусть бурчит. Нельзя слишком уж закручивать гайки. Каждый член команды должен быть свободен… в узких рамках. Ты мне скажи другое, Михаил… Не кажется, что ты слишком чист для этого коварного мира? Я имею в виду вообще и Брий тоже.

Михаил спросил с неприязнью:

– С чего ты решил? У тебя это звучит так, словно «чистый» это синоним дурака!

Азазель чуть хохотнул:

– В какой-то степени верно. Я тебе несколько раз сказал, что живу здесь изначально, что в аду ни разу не был… ну, по принуждению, а ты почему-то решил меня туда отправить!.. Скажи, откуда возникла у тебя эта идея? Прости, что снова возвращаюсь к этому разговору, но детали в самом деле важны.

Михаил посмотрел на него расширенными глазами:

– Но это же очевидно! Ты демон, а демоны должны быть в аду…

– Но ты пришел к этой мысли только в последнее время, – напомнил Азазель. – Почему? Я же здесь шесть тысяч лет!

Михаил на ходу пожал плечами, чуть переместив тяжелый рюкзак на менее вспотевшее место.

– Не знаю… Как-то зашел разговор об этом… Что пора почистить, что в мир людей стали проникать демоны…

– И вы решили начать с того демона, – сказал Азазель, – который живет здесь изначально? Мудрое решение, не находишь?.. В смысле очень коварное. Кто подсказал?

Михаил подумал, наконец покачал головой:

– Мне казалось, я сам… Хотя теперь чудится, что к этой мысли кто-то да подтолкнул. Или я сам пришел, уже подтолкнутый.

– Вспомни всех, – посоветовал Азазель уже серьезным голосом, – кто тогда с тобой общался. А потом методом исключения или еще каким, у меня их тыща, можно отыскать крысу.

Михаил посмотрел исподлобья:

– А это не твоя работа?

Азазель покачал головой:

– Кто-то начал раньше меня. И с другой целью.

– Какой?

– Как я уже говорил, – напомнил Азазель, – тебя хотят подставить. Честные и бескомпромиссные бывают нужны только в начале, а потом начинается разложение… А кто не вписывается в коррупционные схемы, того стараются выпихнуть. Михаил, я даже не подозреваю ваших местных. То просто очень пышные и величественные куры. А что, если и туда проникли невидимые лапы ада?.. Госдеп не… тьфу, ад не дремлет!.. И мощь его растет.