— Севернее Эвертурнео.

— Вот как.

— Прямо рядом с границей.

— Вот как. Какой границей?

— С Финляндией.

Она взглянула на него.

— А при чем здесь Финляндия?

— Если мы собрались к Альме, нам надо ехать через Финляндию. К тому же…

Лассе показал на одну из Идиных сумок.

— Ты помнишь, что я читал? Письмо, которое нашел Лобов… Речка Оунасйоки.

Она долго думала.

Теперь все действительно серьезно. Мы должны уехать из Швеции. Нам действительно надо в Москву.

Лассе ехал быстро. Ида пыталась бороться со сном, но не была уверена в том, что ей это удавалось. Мысли со страшной скоростью разбегались в разные стороны.

Прошло много времени. Ида периодически поглядывала на Лассе, сидящего впереди. Вид у него все время был сосредоточенный, обе руки он держал на баранке.

Она опять сделала усилие, чтобы не закрыть глаза, и заметила, что он достал белую таблетку из металлической коробочки из аптечки и проглотил ее, запив глотком воды.

— Возьми, — он протянул ей такую же таблетку. — Это успокоительное.

— А зачем?

— Иначе ты не справишься. Слишком много всего за один раз.

В конце концов она протянула руку, взяла таблетку и проглотила ее.

Когда Ида посмотрела на него в следующий раз, скорость снизилась. Лассе держал на коленях большой лист бумаги.

— Что это? — спросила она, пытаясь приободриться.

— Старая карта, — ответил он. — Она лежала в моих охотничьих принадлежностях не знаю сколько лет. Навигатор не слишком хорошо ориентируется в этих дорогах, попытаюсь найти их по карте.

Он поехал дальше по большой дороге. Ида не могла понять, та ли эта дорога, что и раньше, и как далеко они заехали.

— Сколько времени? — невнятно спросила она.

Лассе притормозил и приостановился у заброшенной автобусной остановки.

— Много, — услышала она в ответ.

Какое-то время он сидел молча, уставившись в карту, порвавшуюся на сгибах. Карта вся была испещрена карандашными записями и линиями.

— Знаешь? — спросил он.

— А что?

— У нас есть еще одна проблема.

Он постучал пальцами по маленькому плексигласовому окошечку бензометра.

— Видишь?

При слабом освещении от подсветки она разглядела, что стрелка прибора находится в самом низу на красном поле и что горит символ бензонасоса.

— Где мы? — спросила она.

— Именно это я и пытаюсь понять, — ответил Лассе.

Он еще повертел карту.

— Здесь поблизости есть автоматическая заправка.

Он сделал паузу.

— Но мы проехали ее десять минут назад.

За этим последовала новая пауза.

— И похоже, ее закрыли около десяти лет назад.

— А нам полицейские не попадались?

— Нет. Пока нет.

Он дал ей карту.

— Только лемех.

Он ткнул кончиком пальца в середину карты.

— Насчет бензина. Я думаю над альтернативным планом.

Некоторые квадраты на карте практически полностью стерлись, она наугад просмотрела несколько участков, где были записаны сокращения и коды, но никаких выводов сделать не смогла.

— Наверное, нам надо все обдумать заново, — сказал Лассе. — Ты видишь, где находится MFC 50?

Немного поискав, она наконец нашла обозначение рядом с оливково-зеленым участком в верхней части карты.

— Ты видишь там впереди мачту? — спросил Лассе, показав прямо через окно.

В очень смутном предрассветном свете Ида различила впереди узкую высокую земляную башню с двумя красными сигнальными лампами наверху.

— Конечно.

Он показал ей черную точку посреди оливково-зеленого.

— На карте мачта вот здесь.

— О’кей, — сказала она.

— Теперь ты сможешь меня вывести к MFC 50?

Она откашлялась и потом попросила его проехать по большой дороге еще несколько сотен метров, а затем свернуть налево. Тем временем она косилась на информационный квадрат в нижнем углу карты. В самом низу стоял год: 1967.

— Послушай, — начала Ида, — этой карте, наверное, лет сто?

— Да, — ответил Лассе. — Именно поэтому ее и можно использовать.

Он посмотрел на девушку в зеркало заднего обзора, пока они поднимались по пологому склону.

— Здесь наверху полно бывших укреплений времен холодной войны. Но навигатор их не показывает, их надо искать на спутниковых фотографиях. Но не потому, что они секретные, а потому, что заросли.

Они выехали на пологий участок, покрытый тонким слоем снега.

— Здесь впереди налево, — сказала она.

— Знаешь, — сказал он с неожиданным напором в голосе, — конец шестидесятых — последний раз, когда военные имели какую-то власть в Швеции. Ты слишком молода, чтобы это знать, но тогда на севере, в Норрланде, мы были полностью готовы к обороне от вторжения. При необходимости мы сражались бы с русскими, и сражались бы до последней капли крови.

Время от времени он посматривал на бензометр.

— С другой стороны, «тойота» всегда берет на испуг, — продолжал он. — Когда показатель стоит на нуле, на самом деле есть еще пятая часть бака.

Он потянулся, а она подумала, что, наверное, в 1967 году он был молодой.

— Ты должна понять, как тогда было: обязательная служба в армии, собственные самолеты-истребители, которые были даже лучше американских, собственные разработки атомной бомбы и оружейная промышленность, которая работала как часы. И тут соцы, которые настаивали на том, что Швеция нейтральная страна, что мы любим мир, а сами тем временем сидели в сауне и пьянствовали с генералами по согласию. И Улоф Пальме, который хамил то одному, то другому мировому диктатору. Черт, какие это были времена!

— Здесь впереди опять налево.

— А тебе известно, Ида, что теперь в Швеции отменили службу в армии? Что мы будем делать, когда придут русские? Пугать их чертовски умными приложениями в наших телефонах? Обещаю, это точно как в детской песне, как там ее, «Медведь спит»… Никогда нельзя доверять спящему медведю. Особенно русскому.

— Опять налево. Здесь должна быть маленькая дорога…

Стало тихо, и Ида задумалась над словами Лассе.

— А я и не знала, что ты такой боец.

— Да, но что мы сейчас имеем? — тотчас ответил он. — Тысячу куриных тушек в Афганистане? Которые снуют повсюду как живые мишени? Это национальная оборона или пиар? Если кто-то сейчас захочет захватить Швецию, в принципе достаточно только расстрелять пограничную полицию в Хапаранде. Чего можно избежать, если вторгнуться вечером или в выходные, поскольку тогда на пункте пропуска никого нет.