на стройплощадку, и Панин показал, где он спрятал тело Даши. Стройка была, видимо, давно заморожена, люк завалили строительным мусором. Когда тело, вернее, то, во что оно превратилось, извлекли, Панин смертельно побледнел и свалился в обморок.

Прядко, глядя, как его, едва передвигающего ноги, уводят, спросил не известно к кому обращаясь:

— И что я дяде Коле скажу?

Ледников ничего не ответил. И что тут можно было ответить? Бывают ситуации, из которых нет нормального человеческого выхода.

Пройдет время, и Ледников, поджидая у института Апраксину, встретит Перепелкину. Она первая заметит его, сама подбежит к машине, веселая, как котенок у печки. И вдруг как-то искоса, с непонятной хитрованской улыбкой взглянув на Ледникова, беззаботно скажет:

— А Игорь Панин просто дурачок, он какой-то не от мира сего. Ничего в жизни не понимает. Вбил себе в голову, что Даша меня в этот эскорт заманила. А ведь я сама попросила ее туда меня устроить. Хотелось попробовать, что это за жизнь такая. Приключений захотелось. Девчонки такое рассказывали!.. Даша меня еще отговаривала…

Глава 15

«Новые горизонты»

Илья Борисович не любил вспоминать недавние времена, когда его дела вдруг пошли нехорошо. Не то, чтобы из рук вон, но совсем не так, как ему хотелось, уныло и без перспектив, без какого-то неожиданного взрыва удачи, который бы разом переменил жизнь и позволил существовать безбедно и в свое удовольствие. И винить в этом прискорбном обстоятельстве он мог тогда только себя самого. Винить мог, но не хотел — характер не позволял. Илья Борисович всегда считал, что это ему все вокруг обязаны и ему все простительно. Почему так — он не задумывался. Просто жил именно с таким ощущением.

А неудачи и промахи его начались тогда, когда он решил отойти от антикварного бизнеса, заниматься которым становилось все более хлопотливым занятием. И получить стоящую вещь задешево становилось все труднее, и государство усилило свое внимание к ним, и состоятельные чиновники стали опасаться вести открытую коллекционерную деятельность… Вот тогда Нагорный и сделал ставку на торговлю современным русским искусством, на которое, как ему показалось, возник большой и устойчивый спрос, как внутри страны, так и за рубежом. И сильно просчитался.

Рынок современного искусства после краткосрочного расцвета скукожился и затих под всхлипы многочисленных галеристов. Художники плодились, как грибы, рисовали они все хуже, а вот желающих коллекционировать их мазню становилось все меньше. Очень многие из тех, кого Нагорный числил среди перспективных и долгоиграющих клиентов, перебрались за границу, и, оказавшись там, по старинной российской привычке потеряли всякий интерес к своему отечеству и его искусству. Особенно современному, которое, видимо, навевало им грустные мысли. Если они и продолжали коллекционировать, то собирали уже искусство стран проживания либо работы, представленные на интернациональном рынке. Чем разительно отличались от тех же китайских эмигрантов. Нагорный сначала не мог понять, почему едва ли не каждая нью-йоркская или лондонская галерея желает иметь работы современных китайских художников. Было ясно, что не потому, что они представляют из себя такую уж великую художественную ценность. Ответ ему дали сами владельцы галерей: китайские общины и разбогатевшие граждане, разбросанные по всему миру, поддерживают своих соотечественников, покупают их работы. В отличие от соотечественников Ильи Борисовича.

А в один из самых неудачных дней, когда Илья Борисович в отчаянии подсчитывал понесенные убытки и думал о том, что теперь опять надо возвращаться в Россию, собачиться с замшелыми стариками, у которых остались какие-то ценные вещи, а чаще дешевые подделки, втираться к ним в доверие, торговаться по мелочам, к нему подошел довольно молодой еще человек, и, не мудрствуя лукаво, представился мистером Милнером — хорошо еще не мистером Смитом! — и предложил сотрудничество.

При этом он обнаружил поразительное знание обстоятельств прошлой и нынешней жизни и деятельности господина Нагорного. Илья Борисович живо вспомнил молодость, встречу с сотрудниками КГБ. Тут все было то же самое. Его вербовали, и у него, как и тогда, не было никаких оснований отказывать мистеру Милнеру. Да что там отказывать — он просто обрадовался. Никаких моральных или деловых препятствий для сотрудничества он не видел.

Тем более, что ему пообещали содействие не только в настоящем, но и в будущем, когда господин Нагорный решит окончательно перебраться на Запад. Тогда ему помогут и с видом на жительство, и с гражданством. Да и финансовые проблемы его к тому времени будут решены. Что же он должен делать? Ничего страшного. Ему надо просто вернуться в Москву и несколько, скажем так, переформатировать свою деятельность в качестве владельца салона «Элита». Что сие значит?

— Об этом поговорим в следующий раз, уже в Москве, — улыбнулся мистер Милнер и добавил: — С нашей помощью, господин Нагорный, у вашего салона откроются новые возможности и горизонты!

Мистер Милнер держал свое слово. Переформатирование шло вполне себе успешно. Благодаря Милнеру, очень быстро Илья Борисович приобрел славу специалиста по «борзым щенкам» — весьма ценным подаркам, благодаря которым можно было снискать расположение самых влиятельных людей во властных и деловых кругах. Информацию о том, чем можно завоевать сердце большого человека — необыкновенными рыцарскими доспехами, старинными часами, украшенными бриллиантами, пейзажем кисти какого-нибудь передвижника, — поставлял господин Милнер. Он же оказывал содействие в приобретении ценнейших вещей.

Отдельной удачей стала операция по приобретению и торжественному возвращению российскому государству нескольких писем императрицы Екатерины Великой, написанных в 1780 году, когда Россия приняла знаменитую «Декларацию о вооруженном нейтралитете». Тогда шла война американских колоний с Англией за независимость. Английскому королю Георгу III для борьбы с Джорджем Вашингтоном и его «выскочками-колонистами» потребовалась испытанная военная сила, и он обратился к Екатерине с просьбой разрешить нанимать для отправки за океан закаленных в боях казаков. Екатерина отказала, мало того, потом приняла знаменитую декларацию.

Это был прямой отклик на попытку Англии установить полную блокаду воюющих за независимость североамериканских колоний. Суть ее заключалась в том, что нейтральные страны (страны, не участвующие в войне) сохраняли за собой право свободного мореплавания и торговли со всеми странами, участвующими в вооруженном конфликте, причем суда нейтральных стран получали право вооруженной защиты, если на них произойдет нападение флота одной из воюющих стран. «Декларация о вооруженном нейтралитете» сорвала планы Англии по блокаде своих североамериканских колоний и весьма поспособствовала победе вновь образовавшегося государства — Соединенных Штатов Америки в борьбе за независимость. Кстати, Россия была первой великой державой, которая решила на деле внедрить в международную практику новые принципы морского права.

Эта политика России содействовала поражению Англии и обретению независимости США.

Письма императрицы были