пакетов. Разумеется, немедленно принялся по-стариковски подробно рассказывать, откуда он у него.

— Понимаете, портрет мне достался от отца. А ему его еще во время войны подарил сосед по коммунальной квартире — он до революции был богатым человеком, коллекционировал живопись. После смерти отца я сделал необходимые экспертизы, вот они. Знаете, я никогда не думал его продавать, хранил, чтобы передать внукам, но тут возникли обстоятельства… Моя дочь Соня, она занимается изготовлением оригинальных кукол, каждая из которых — авторский экземпляр. Занятие, знаете, сложное и не очень прибыльное.

Дочь залезла в долги, а потом вдруг сгорела студия, где она работала. Она после этого впала в тяжелую депрессию. У нее и так-то жизнь не очень задалась, нет семьи, детей, а тут… Чтобы помочь дочери, я готов на все. Но единственное, что я могу сделать — продать портрет, чтобы на вырученные деньги Соня смогла разом и расплатиться с долгами, и арендовать приличную студию. Сам я в этом не очень-то разбираюсь, я всю жизнь в оборонке проработал, но мне сказали, что за портрет можно получить пятьсот тысяч долларов…

— Ну, прямо сразу пятьсот тысяч, — мягко улыбнулся Нагорный, цепко осматривая полотно. — Тут не так все просто… Это история долгая, нужно найти покупателя с такими деньгами…

— Но мне деньги нужны срочно, понимаете! — вскинулся Верхоянцев. — Дочь очень плоха. Для нее сейчас каждый день — мука. Я готов немного уступить — только бы побыстрее.

Нагорный аккуратно положил картину на стол. Было уже ясно, что полотно вполне может оказаться и подлинником. Но тут нужна стопроцентная гарантия.

— А давайте поступим так, дорогой Павел Лукич… Найти покупателя с такими деньгами непросто. Поэтому я готов купить у вас портрет сам.

Верхоянцев удивленно поднял на него глаза.

— Да-да, раз уж вы попали в такие обстоятельства. Мне хочется вам помочь. Знаете, вы чем-то напоминаете мне моего отца. А что касается суммы…. Поймите, пятьсот тысяч чрезмерная сумма. Рынок живописи сегодня падает, солидных покупателей все меньше. Так что не за пятьсот, конечно, а тысяч, скажем, за четыреста я готов вам помочь. Но сначала мы с вами заключим договор, согласно которому салон проведет уже современную экспертизу.

— Но ведь у меня есть заключения экспертов, — зашелестел бумагами старик.

— Поймите, солидный покупатель потребует современные экспертизы. Да и я не могу рисковать. Без этого никак.

Верхоянцев облизнул бескровные губы. Вздохнул.

— Я согласен. Только бы побыстрее.

— Постараюсь. Но чтобы собрать такую сумму, мне нужно время. Я все-таки не миллионер, сами понимаете…

— Мне бы побыстрее! — бубнил свое старик. — Соня совсем плоха.

— Вы пока почитайте договор и подпишите, а я еще раз повнимательнее рассмотрю полотно.

Верхоянцев уткнулся в бесконечный текст договора, распечатанный мелким шрифтом, а Нагорный достал и надел огромные очки, плотно прикрывающие глаза, и стал похож то ли на ядерного физика, то ли на хирурга. Что, как он давно заметил, всегда производило особое впечатление на стариканов — внушало почтение.

— Ну-с, посмотрим повнимательнее, — по-профессорски значительно сказал он и повернулся к картине.

Тут он ненароком задел рукой стоявшую на столе стеклянную колбу. Та опрокинулась, и на стол из нее стала вытекать странно пузырящаяся и шипящая жидкость, от которой исходили едкие испарения. Пузырящиеся языки потекли в сторону Верхоянцева. Тот, ничего не понимая, уставился на колбу, а потом почувствовал сильную резь в глазах.

— Простите, бога ради, — бросился к нему Нагорный. — Это специальная жидкость для чистки старинных монет. Я как раз этим занимался до вашего прихода. Ах, какой я неловкий!

— Глаза, — пробормотал Верхоянцев. — Я плохо вижу. У меня глаза больные.

— Это испарения! Ничего страшного, они не ядовитые, просто раздражение, — бросился успокаивать его Нагорный. — Но глаза нужно срочно промыть! Тут у нас в соседнем доме поликлиника, давайте я вас туда провожу.

Он стал поднимать старика из кресла, тот послушно встал. Потом вдруг вспомнил:

— А договор? Я его не дочитал…

— Ну, я не знаю… Можем и отложить на какое-то время. Правда, тогда я не смогу сразу заняться поиском денег.

— Нет-нет, мне надо быстрее! Давайте я подпишу… Где? О черт, глаза, все плывет!

— Вот здесь, — быстро подсунул ему ручку Нагорный. — И здесь.

— А картина? Я могу ее забрать?

— В договоре указано, что она остается в салоне для проведения дополнительных экспертиз.

— Но…

— Да вы не беспокойтесь, у вас же на руках остается документ. Иначе все придется отложить.

— Хорошо, я согласен. Понимаете, мне надо быстрее. Дочь, она совсем плоха…

Через какое-то время Нагорный, проводив старика в поликлинику, вернулся в кабинет, достал из сейфа картину и снова принялся за ее изучение. За этим занятием его и застала Марина.

— Опять этот твой грязный трюк? — брезгливо спросила она. — Все никак не можешь успокоиться!

Нагорный выпрямился и невозмутимо сказал:

— Что делать! Я не собираюсь оставаться нищим.

— Ну и что ты теперь? Намерен обобрать старика до нитки?

Нагорный склонил голову, сделал вид, что размышляет.

— Мне нужно время, чтобы это решить. Все зависит от того, действительно ли это подлинник…

— А без этих грязных трюков нельзя было обойтись? — вздохнула Марина.

— Если бы старикан дошел до пункта в договоре, что картина остается у нас на срок до шести месяцев, он бы мог побежать в другой салон. А теперь у нас есть время.

— Надеюсь, чаю с ядом ты ему не предлагал?

— Что ты несешь? — устало отмахнулся Нагорный. — Мне надо выбраться из того дерьма, в которое я попал! Если я не найду пропавшую вещь… Мне понадобятся деньги, большие деньги!

— Ты хочешь сделать их на этом портрете?

— Вполне может быть.

Опустив голову, Марина вышла из кабинета. Нагорный, проводив ее тяжелым взглядом, спрятал картину в сейф, уселся в кресло, задрал ноги на стол, сложил руки на затылке и уставился в потолок.

Глава 13

«По обоюдному согласию»

Послушайте, я же никого не заставлял, не принуждал! Они сами, понимаете, сами хотели. Им все нравилось! У нас же все клиенты были солидные, вежливые, богатые…

Лицо Юнчика совсем расплылось и превратилось в какую-то жижу. Он постоянно промокал лоб и щеки платком, но это не помогало.

— Вот вы спрашиваете, они что, не знали, что эскорт-услуги зачастую оборачиваются банальной проституцией? Знали. Но мы всегда объясняли, что интим — это личное дело и бывает только по обоюдному согласию. Понимаете, многим это нравилось. Некоторые даже бросали институт и уходили в профессиональные элитные эскорт-агентства.

Юнчик поерзал на стуле, словно обнаружив, что сидит в луже.

— Сначала у нас все было тихо, по-домашнему. И началось все