Новость о том, что отряд Фиделя был разгромлен, еще не ступив на берег Кубы, в чем уверяли командование летчики, немедленно подхватили журналисты. Руководитель бюро американского информационного агентства «Юнайтед Пресс Интернэшнл» в Гаване телеграфировал в Америку только одну фразу: «Фидель Кастро мертв», которая тотчас была растиражирована многими западными газетами.

Однако Батиста не верил, что все повстанцы погибли. По его приказу военные перекрыли дороги, ведущие от мыса Крус к горной гряде Сьерра–Маэстра, а самолеты бомбили небольшой участок суши, который тянулся от болота к кокосовой роще. До плантаций сахарного тростника, где можно было хоть на время спрятаться от неприятеля, было не меньше километра.

В некоторых источниках указывается, что часть отряда погибла при первой же бомбежке, в болоте. Но это неверная информация. Выбрались на сушу все бойцы отряда Фиделя. Целых три дня, сбиваясь с пути, голодные, изможденные, со стертыми в кровь ногами, они шли в сторону гор. Едой и питьем им служили стебли сахарного тростника.

Эти трое суток, со 2 по 5 декабря, когда они наконец–то достигли местечка Алегриа–де–Пио, слились для них в один сплошной черный день. По иронии судьбы, Алегриа–де–Пио в переводе означает «Святая радость». Повстречавшийся на пути крестьянин вызвался проводить бойцов в горы «безопасными тропами», но… на самом деле заманил их в ловушку. «Наш проводник, как нам стало известно много лет спустя, был главным предателем и навел на след отряда, – писал Че в своей книге. – Отпустив этого предателя накануне ночью, мы совершили ошибку, которую не раз повторяли в ходе последующей борьбы, пока не поняли, что ненадежных людей из местного населения нельзя оставлять без надзора, когда находишься в опасном районе»[188].

Наступило 5 декабря. «Мы прошли вместе по маленькой горе не больше, чем гектар в периметре, и прошли еще 100 или 200 метров до высокой горы, которая ограничивалась морем с юга и полосой земли, плоской и плодородной, засеянной под пастбище, с севера, – вспоминал этот день Фидель. – Мы подошли к границе леса, зашли в него, и метров через 100 мы растянулись по всему лесу. Это был достаточно подходящий участок, но земля была неровной и полна упавших деревьев. Нам надо было пройти еще и всю следующую ночь, чтобы добраться до места. Но некоторые из наших товарищей были совсем вымотаны. Мы решили остановиться у маленькой горы. Люди расположились, чтобы отдохнуть до наступления ночи. Пост расположили всего в сотне метров от лагеря. Достаточно самонадеянно»[189].

Бойцы, попадав без сил на землю, забыли выставить караул. Если бы они знали, что в непосредственной близости от них находятся 140 спецназовцев, а в воздух уже поднимаются самолеты…

Большинство бойцов сразу же уснули мертвецким сном. А те, что не спали, из–за усталости не сразу обратили внимание на то, что в небе над ними кружат самолеты. К охоте на отряд Фиделя подключились не только военные летчики, но и владельцы сахарных плантаций на своих авиетках.

«Мы с товарищем Монтане прилегли, прислонившись головой к дереву, и беседовали о наших детях, поглощая свой скудный паек, состоявший из половинки копченой колбасы с двумя галетами, как вдруг раздался выстрел, – писал Эрнесто Че Гевара в своих воспоминаниях. – Прошла какая–то секунда, и на нашу группу из 82 человек обрушился шквал пуль <…> Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после высадки с „Гранмы“ и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказались подмоченными <… > Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?“ – спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали – там наше спасение! В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!“ Лицо его перекосилось от страха. Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма: кто же я – врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и другое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля»[190].

Огонь по бойцам велся беспрестанно, с воздуха и с разных сторон с земли. Отряд охватила паника. Кто–то из бойцов предложил сдаться, но в ответ услышал устрашающий крик Хуана Альмейды: «Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!» Солдаты подожгли плантацию тростника, чтобы выманить бойцов на себя и уничтожить их встречным огнем. Фидель приказал товарищам разбиться на группы и двигаться по направлению к горному массиву. «Возникавшие сцены то казались списанными у Данте, то были совершенно гротескными. Как будто в калейдоскопе, мелькали кричащие люди, раненые взывали о помощи, бойцы пытались прятаться за стебли тростника, словно это были стволы деревьев, а некоторые, испуганные, умоляли соблюдать тишину, прижимая пальцы к губам среди оглушительной стрельбы – и вдруг раздался ужасный вопль: „Стреляйте по тростникам!“»[191]– описывал те минуты Че Гевара.

Сам Фидель Кастро, несмотря на пережитое им за восемьдесят с лишним лет – бесчисленные утраты, покушения, предательства, считает, что именно 5 декабря 1956 года было одним из самых трагических дней в его жизни: «Все остальные попрятались кто где. Каждый человек или группа переживали свою собственную одиссею. Все силы, которые у меня остались, не разбросанные по лесу: трое людей и оружие: моя винтовка с 90 патронами и винтовка Санчеса с тридцатью. Вокруг было полно солдат. Нам надо было идти на восток и объединить как можно больше разбросанных сил.

Нас могли увидеть с любой дистанции <…> Нетрудно представить, насколько плохо мне было, когда я видел, как за считаные минуты исчезло то, что я с такими усилиями создавал почти два года. <… > Мы уже прошли несколько километров к солнечному свету, когда увидели гражданский самолет, который летал кругами примерно в тысяче метров от нас. Я заметил его со страхом. Мы ускорили шаги. Впереди находилась равнина, на которой росли кустарники примерно метрах в 30 друг от друга. За ближайшим из них мы и спрятались. Самолет, наблюдающий за нами, ждал истребителей, которые вскоре появились примерно в 60 метрах от нас. Я сказал, что нам надо покинуть как можно скорее эти кусты и спрятаться в зарослях сахарного тростника, находившихся поблизости. И мы сделали это вовремя, потому что истребители начали стрелять по кустам из четырех пулеметов 50–го калибра, установленных на каждом самолете. <… > Никто из нас троих не был убит или ранен. Перерыв в стрельбе позволил нам переползти метров 30—40 в другие заросли тростника, более высокие и густые. Было невозможно продвигаться дальше. Выстрелы прекратились. Самолеты низко пролетели над зарослями тростника. Мы спрятались под листья, лежали и боялись пошевелиться».