— Хочешь знать, почему я ее ношу? — спросил он.

Она медленно, почти боязливо дотронулась до золотого украшения.

— Такая уж была причуда у моего хозяина. Каждому рабу он прицеплял серьгу куху.

— Но она такая большая! Наверно, тебе было очень больно.

— Следы рабства всегда болезненны. А серьгу я оставил намеренно — это знак моего покаяния. — Он погладил ее по волосам. — Так что, сама видишь, твой отец не знал, что такое позор. Зато мы с тобой очень хорошо понимаем смысл этого слова.

Джулиана дотронулась до кончиков волос, словно отмеряя, насколько они отросли. Связь, соединявшая ее с Раймондом, стала еще крепче.

— После того как Феликс напал на меня, отец пригласил его в гости. Представляешь?

— Представляю. Но я не понимаю, почему ты до сих пор пускала его на порог.

— Феликс так и не понял, как гнусно он себя вел. Кроме того… — Она заколебалась. — Я боялась, была не уверена в себе. Думала, вдруг я и в самом деле сама во всем виновата. Слишком кокетничала с ним, делала авансы.

Чувство вины впилось в ее душу столь же прочно, как золотая серьга в его ухо.

— Чушь! — резко сказал Раймонд. — Даже не думай об этом. Больше этого болвана ты не увидишь. — Он крепко сжал кулаки. — По-моему, до Феликса дошло, что ему здесь не рады.

— Я не знаю, чем ты его так напугал. И мне все равно. Но спасибо, что ты изгнал его из моей жизни.

Она говорила едва слышно, но ее синие глаза светились благодарностью. Раймонд понял, что Джулиане рассказали о его стычке с Феликсом.

— Напугать этого червяка было нетрудно.

— Так все-таки, что ты с ним сделал? — оживилась Джулиана. — Как следует припугнул?

— Да.

— Очень хорошо. А отец заставил меня прислуживать ему, словно я какая-нибудь служанка. Хотел, чтобы я до конца испила чашу унижения. За свои грехи. — Она вздохнула. — Родной отец не поверил мне!

— А я тебе верю.

Она недоверчиво смотрела на него.

— Правда, верю.

— Этого не может быть, — покачала головой она. — Ведь я всего лишь женщина, дочь Евы. Я веду себя как блудница, и мужчин нельзя винить, если они начинают вести себя в моем присутствии неподобающим образом.

— Чушь. Так говорят те мужчины, кто слаб и дурно воспитан. — Он похлопал себя по плечу. — Помнишь, как я получил от тебя поленом?

Она невесело усмехнулась:

— Но я не была такой умной, когда меня похитил этот осел. Мы дрались с ним, и он все повторял:

«Все должно было происходить по-другому». Феликс избил меня до потери сознания. Когда я очнулась, рядом никого не было, и мне удалось бежать. — Она предостерегающе вскинула руку. — Но он не изнасиловал меня, несмотря на то, что я была без сознания.

Раймонд не знал, кого больше ненавидеть — ее отца или Феликса.

— Но тебя заставляли выйти за него, утверждая, что это все-таки произошло?

Она ответила не впрямую:

— Когда мужчина берет женщину, остаются следы, и тогда женщина считает дни до следующего кровотечения. Но следов не было. Меня не изнасиловали, и я, дура, обрадовалась. На самом деле это не имело никакого значения. Я уже была унижена. Мои слезы, моя боль ровным счетом ничего не стоили. Но я не могла допустить, чтобы меня использовали как вместилище его семени.

— А для меня это не имеет значения. Важно другое — тебе было больно, тебя обидели, ты потеряла веру в близкого человека.

— Сэр Джозеф — тот так и не поверил, что я осталась нетронутой. Он все повторял, что я должна быть благодарна Феликсу — ведь он запросто мог меня и убить.

— Сэру Джозефу за многое придется дать ответ, — мрачно сказал Раймонд.

У него внутри все клокотало от ярости и лишь неимоверным усилием воли он себя сдерживал. Необходимо было во что бы то ни стало утешить Джулиану.

— Наплевать на сэра Джозефа. Теперь ты моя жена, да такая, о которой я и не мечтал. Я ни за что тебя не брошу. Даже если бы тебя похитили и изнасиловали, я все равно бы от тебя не отказался.

Тут Джулиана вспомнила, зачем завела весь этот разговор.

— И все же ты должен меня оставить. Его величество…

— Прекрасно без меня обходится.

— Ее величество…

— Всегда может приехать ко мне в гости.

— А Англия?

— Пускай катится к чертовой матери. Пока я с тобой, мне ни до чего нет дела.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

— Но ты не можешь…

Еще один поцелуй.

— Это безумие… — Поцелуй стал более настойчивым.

Джулиана оттолкнула его забинтованной рукой:

— Тебе не удастся таким образом заставить меня замолчать.

Голос ее звучал почти нормально, даже с юмором, и Раймонд облегченно вздохнул. Он поднес ее руку к своим губам, слегка куснул ее за ладонь.

— Пойдем-ка со мной. Посмотрим, сумею ли я справиться с этим.

— У тебя ничего не выйдет, — предупредила Джулиана, однако последовала за ним.

В спальне горела лишь одна свеча.

— Сиди здесь и жди, — приказал Раймонд. Джулиана обхватила себя за плечи и стала ждать. Ей не удалось оттолкнуть от себя Раймонда, и в глубине души она даже была этому рада.

Значит, он обо всем догадывался. Догадывался, но не осуждал ее. Обращался с ней уважительно, сделал ее своей женой. Она чувствовала странную свободу, разом избавившись и от горечи, и от вины. Любимый сделал ее счастливой.

Любимый. Она зажмурилась и мысленно повторила это слово. Сердце больше не щемило, тяжесть упала с плеч. Теперь Джулиана могла свободно дышать, могла смеяться. Приподнявшись на цыпочках, она закружилась в беззвучном танце. Из-под ног полетела пыль, и Джулиана решила, что завтра же прикажет сменить тростниковое покрытие. Замок станет свежим и чистым. Она упала на постель и зарылась в одеяло.

— Ну и картинка, — раздался веселый голос Раймонда.

Джулиана выглянула из-под одеяла и испуганно спросила:

— Что это у тебя такое?

Он поставил на пол два ведра, доверху наполненных снегом.

Джулиана затрепетала от ужаса, замахала руками.

— Нет!

Он широко ухмыльнулся, сбросил плащ, снял камзол, расстелил на кровати холщовое полотенце.

— Ты должна мне верить.

— Ни за что!

Раймонд игриво сказал:

— Как, ты мне не веришь? Но ты должна мне доверять.

— Я не доверяю мужчинам, — сурово ответила Джулиана.

— Ничего, придется.