Он наклонился и стал быстро и ловко ее раздевать.

Джулиана пробовала сопротивляться, но он шлепнул ее ниже спины.

— Своим собакам я доверяю больше, чем тебе! — запротестовала она.

— Какая ты грубая, невоспитанная, — улыбнулся он. — Я желаю тебе добра, а ты меня оскорбляешь.

— Я знаю, ты хочешь устроить мне эту ужасную снежную ванну!

Джулиана сделала паузу, давая ему возможность опровергнуть это утверждение.

Но Раймонд молчал.

— Ни за что на свете, — шепотом взмолилась Джулиана.

Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Да Джулиана на это и не надеялась. Она вспомнила, с каким удовольствием Раймонд натирался снегом. Он был похож на играющего ребенка. Снежная ванна была для него символом очищения, омовения души.

Джулиана вытянулась во весь рост, раскинула руки и великодушно сказала:

— Ладно, так и быть.

Но он никак не реагировал на душевную щедрость.

Продолжая раздевать ее, он пообещал:

— Тебе понравится.

Платье полетело в угол, башмаки — следом.

— Эту традицию мои предки привезли с Севера. Она очищает душу и тело.

Чулки Джулианы повисли на канделябре, похожие на некое причудливое украшение. Нижнюю рубашку Раймонд сунул под подушку, пояснив:

— Утром наденешь.

Он проворно разделся сам, и, глядя на его смуглое, мускулистое тело, Джулиана забыла свои опасения.

Он зачерпнул снег пригоршнями, и тут Джулиана снова затрепетала:

— Раймонд!

— Доверяй мне.

Ее обдало таким обжигающим холодом, что она завизжала. Раймонд высыпал ей на плечи целый сугроб. Джулиана хотела двинуть негодяя кулаком, но не попала, а он ловко перевернул ее на живот и принялся натирать ей снегом спину. Джулиана брыкалась, извивалась, ей удалось перевернуться обратно, но Раймонд воспользовался этим, чтобы насыпать снегу ей на грудь.

Джулиана задохнулась и больше не кричала. Воспользовавшись передышкой, Раймонд принялся натирать ей руки. Он что-то говорил, но она ничего не слышала. Ей казалось, что он содрал с нее кожу и трет снегом по сырому мясу. Когда он опустился перед ней на колени, Джулиана подумала, не лягнуть ли его ногой. Но сил не было.

— Ну вот, почти все, — жизнерадостно сообщил он, зачерпнул еще снегу и принялся натирать ей лицо.

В этот момент она изловчилась и как следует его лягнула.

— Ой! — Он согнулся от боли. — Еще один такой удар, и у нас с тобой никогда не будет детей.

— Ничего, я сейчас тебя вылечу, — вкрадчиво сказала она, набрала побольше снегу и метнулась к нему. Раймонд хотел увернуться, но не успел.

Завладев его самым, уязвимым местом, Джулиана сполна отвела душу.

— Какая ты жестокая, — пожаловался Раймонд, но глаза его подозрительно блестели. — Я тебе отомщу.

Она откинулась на спину и спросила:

— Каким же образом? Засыплешь меня всю снегом?

Он взял полотенце.

— Нет, я тебя высушу.

— Что ж тут такого страшного? — пожала она плечами.

Он свирепо улыбнулся и двинулся к ней.

— Не нужно, Раймонд, — быстро сказала она, отодвинувшись к краю кровати. — Ты же сам виноват.

— Ты тоже.

Она взвизгнула, а он подхватил ее и кинул на меховое одеяло, потом уселся сверху и принялся медленно, тщательно ее растирать, уделяя особое внимание определенным участкам ее тела.

Когда Раймонд покончил с этим занятием, Джулиане уже не было холодно, она вся горела.

— Я так хочу тебя, что сейчас не выдержу, — сказала она.

— Выдержишь, — уверенно пообещал он. — Причем гораздо больше, чем думаещь.

Она крепко обняла его за плечи, словно он мог в любой момент сбежать. Однако Раймонд не собирался убегать.

— Мне нравятся твои волосы, — сказал он. — Они достаточно длинные и похожи на медь. Смотри, как они переливаются при свете свечей.

Его черные локоны переплелись с ее медными. Никогда еще Джулиана не чувствовала себя такой живой, такой счастливой. Она подумала, что они будут любить друг друга и тогда, когда их волосы поседеют.

— Согрей меня, — попросил он. — Согрей меня своими руками.

Она прошептала:

— Ты такой красивый.

Но, если бы он и не был красивым, если бы он был стариком или лесным троллем, она все равно его любила бы. Ведь он дал ей всё, стал ее любовником и другом, мужем и защитником. Джулиана гладила его тело, а он следил за ней сквозь полузакрытые веки. Когда она заколебалась, он ободряюще кивнул, и Джулиана осмелела.

— У тебя такие длинные ноги, — прошептал он, обхватив ее за ягодицы. — Обхвати меня ими. И посильнее.

Она повиновалась.

— Ты хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?

— Да, и побыстрее, — задыхаясь, молвила она.

— Ваш приказ, миледи, для меня закон.

И он вошел в нее длинным скользящим движением.

Джулиана чувствовала себя такой счастливой, она готова была отдать ему все, что у нее было, слиться с ним в единое целое.

Она открыла для себя, что есть мужчины, для которых акт любви — не просто удовольствие, а символ, высшее проявление власти над любимой.

Раймонд именно таков. Он смотрел на нее так жадно, что ей на миг стало страшно. Чего он от нее ожидает?

Движения Раймонда ускорились, и все мысли улетучились у нее из головы. Джулиана погрузилась в радужный водоворот, зашлась сладостными стонами, воспарила в высшие сферы.

— Я никогда тебя не предам, — поклялся он. — А ты меня?

— Никогда, — прошептала она.

И на гребне накатившей могучей волны он посмотрел ей в глаза сияющим взглядом и излил в нее свое семя.

На рассвете Джулиану раз-будил злобный вопль, донесшийся из зала:

— Бартонхейл мой!

Сэр Джозеф? В рыцарском зале? В такую рань? Она заморгала глазами, не понимая, что происходит.

— Вы не смеете отправлять меня в Бартонхейл с этим недоумком! Я управлял тамошним замком много лет!

Раймонд невозмутимым голосом ответил:

— Кейр будет следить за доходами и расходами, а с вами он поступит по справедливости.

— Вы что же, обвиняете меня в воровстве? — взвизгнул сэр Джозеф.

— Вовсе нет, — холодно произнес Раймонд. — С чего вы взяли, что я подозреваю вас в столь низменном пороке?

Наступило молчание, и Джулиана поспешно начала одеваться. Кое-как натянув одежду, она выскочила в зал. Около очага стояли четверо: Раймонд, по обе стороны от него — Леймон и Кейр, напротив — сэр Джозеф.