– Мы всегда с тобой, – сказала я. – Мы всегда следим за тобой.

Алистер коснулся моей руки.

– Лорена?

– Это не Дверь. Это дыра, или заплатка, или подшивка, но это не Дверь. Это место, где их мир связан с нашим.

– Лорена, – сказал он, – это совершенно бессмысленно.

– Смотри, – я положила его руку себе на плечо и вела его пальцы, пока он не коснулся дыр. – Представь, что выжившие Грешные не были изгнаны. Представь, что вместо этого мир был завернут в какого-то рода полотно, что он был отделен от их мира. – Я засунула руку под нижнюю, целую часть пальто, пошевелила пальцами, и он раскрыл рот. – Дверь – это слабое место, в котором наша сторона ткани соединяется с их.

Алистер просунул пальцы в дыры и схватил меня за плечо. Из его горла сорвался тихий звук.

– Грешные никуда не делись, – сказала я. – Дверь – вовсе не дверь. Просто мы воспринимаем ее как дверь – или так ее могут воспринимать наши смертные умы. А как она хочет, чтобы мы ее воспринимали? Это изношенная часть ткани, которая вот-вот порвется.

Я прижала пальцы к пальто, и он положил на него свободную руку. Даже сквозь ткань я чувствовала, как он дрожит.

– Наши грехотворцы пришиты к нам как пуговицы, поэтому они могут взаимодействовать с нами незримо.

Алистер кивнул.

– А Грешные, не пришитые, не могут. Конечно, до того, как этот мир стал нашим, он принадлежал им. Изгнание Благих и Грешных просто удерживало их от вмешательства в наши дела.

Я схватила его за руку, нарисовала круг на его ладони и сказала:

– Мир, – я нарисовала вокруг него еще один круг, и он вздохнул.

– Ткань, – сказал он. – И Дверь.

Я провела одну линию через верхнюю часть обоих кругов, соединив внешний с внутренним, как брошь к пальто.

– С Грешными за ней.

Когда Дверь откроется, в Цинлире будет негде спрятаться. Грешные не хлынут из Устья. Они просто появятся. Повсюду. Все сразу.

Если план Уилла воплотится в жизнь, у них ничего не выйдет. Когда станет известно, что Дверь открыта, бежать в убежища не будет времени.

Если я права.

– Нужно это проверить, – сказала я.

– Давай начнем исследования прямо сейчас. – Алистер взял мое лицо обеими руками и прижался лбом к моему лбу. Его губы скользнули по моему носу. – Я знал, что мы сотворим великие деяния.

Сделать так много было только возможно перед лицом подобного неосязаемого, непроверяемого знания. Дверь была творением Грешных, мы это знали. Но думать, что Грешные были с нами всегда и что их отделяла от нас только тонкая мембрана, не известная этому миру, было совсем другое. Алистер пришел от этой идеи в полный восторг, а я все равно не могла придумать, как ее проверить. Однако хватало и того, что это разрушило часть плана Уилла. Я должна была найти способ использовать его.

Мы с Бэзилом и Карлоу оставили Алистера в пещере, когда он что-то бормотал о контракте, и поднялись на улицу. Я зажмурилась от утреннего солнца. Поверить не могу, что мы провели там весь день и всю ночь. Бэзил застонал. Карлоу ходила туда-сюда по садовой дорожке.

– Это отрицательный результат, – сказала Карлоу. Она развернулась, ее очки ударились о ее грудь. На стекле заплясали лучи солнечного света. – Мы не можем доказать отрицательный результат.

В стеклах ее защитных очков отражались три фигуры.

Я развернулась. Позади нас с Бэзилом никого не было.

– Что случилось? – спросил Бэзил, толкая меня локтем в бок.

– Не знаю, – ответила я. – Карлоу, в твоих очках есть магия? Можно посмотреть?

– Это обычные очки, – она стянула их через голову и протянула мне. – Разве что не разобьются при ударе, только треснут.

Я поднесла их к свету. В моем собственном отражении, в синяке под глазом, показался палец, и я поняла, что это был палец Двери. Я бросила очки Карлоу.

– Из-за Двери мы видим разные вещи, – сказала она. – Я постоянно вижу Крика.

Я кивнула.

– Мне кажется, она на меня злится.

– Странно, – сказала Карлоу. – Крик в последнее время вообще на меня не злился. Вот почему я знаю, что это не он.

По саду пронесся звон колокола. Бэзил схватил меня за руку. Карлоу посмотрела в сторону города.

– Пожар, – сказала она. – Это сигнал о том, что в городе пожар.

Я замерла. Я слышала этот звук за несколько дней до смерти мамы. Его эхо все еще разносилось по городу, когда она лежала в постели, вся обгоревшая, едва в состоянии дышать от своих ран. Каждый день мне снилось, как я исцеляю ее, но у меня не получилось ее вылечить.

– Мы должны помочь, – сказала я. У меня перехватило дыхание. – Скорее.

Я побежала, Бэзил следовал за мной по пятам. Сначала мы почувствовали вкус едкого дыма, слишком рассеянного, чтобы его можно было увидеть, но слишком горького, чтобы не обращать на него внимания. Он кипел и сгущался над городом, повсюду рассеивая серо-черный туман. По улицам разносилось зловоние горящей плоти и пороха и запахи мочи и серы. Я вела Бэзила по знакомым улочкам, а люди разбегались в разные стороны, крича, чтобы остальные несли воду и звали целителей. Здания были слишком близко. Даже те, что находились в нескольких кварталах от костра, дымились плавающими углями. К тому времени, как мы добрались до Болот, дым был густым, как вода.

Пожар разгорелся в первом здании завода боеприпасов. Единственный выход был перекрыт. Благоосененный, еще слишком молодой для работы, которую ему поручили, пытался удержать входную дверь от обрушения. Бэзил нырнул в толпу и оттащил благоосененного в сторону, прежде чем он успел закончить свой контракт. Он толкнул ребенка ко мне. Губы Бэзила шевельнулись, и он соединил трясущиеся руки. Камни поднялись с земли у его ног и подперли дверной проем. Грязь под ними осела.

– Они тебе что-то говорили? – спросила я у парня, оттаскивая его прочь.

– Использовать камни. На земле много камней, но я не знаю, что с ними делать. – Благоосененный закашлялся, из символа Жизни на его груди брызнула кровь. – Ни один из моих контрактов не может это исправить. Я не знаю, как использовать камень.

Я вытерла его лицо рукавом своего пальто.

– Ты работаешь там?

– Да, – сказал ребенок, – но я только начал. Я не знаю, как…

– Все нормально. Послушай, ты не слышал взрыв?

Ребенок покачал головой.

– Ты знаешь, где хранятся боевые снаряды? – спросила я, взглянув на Бэзила. Из-за людей и дыма благоосененного почти не было видно. – Или порох?

– За зданием, – сказал он. – Совсем рядом.

Ну конечно. В Болотах было слишком мало места. Поэтому фабрики и канал, в который впадала река Язык, отделяла его от Встреч.