Символ, имеют ввиду Иллирийский Собор 375 года[476]. Кроме того, из послания Аквилейского Собора к императору «Benedictus» явствует, что Отцы Собора именно подчеркнули связь Аттала с Палладием и Секундианом указанием на то, что Аттал являлся отступником от никейской веры, примкнув к означенным еретикам. Из послания «Benedictus» становится ясным, что Аттал был учеником арианского богослова и наставника Юлиана Валента, который в это время удалился из Медиолана в Петовию[477], но при этом Аттал на Аквилейском Соборе выступал именно как сторонник Палладия и Секундиана. Данное обстоятельство особенно подчеркнул Р. Гризон, подвергая критике мнение Ж. Паланка, согласно которому Аттал представлял своего учителя – арианина Петевия, а также утверждение Цейллера, предполагающее видеть в Аттале человека, имеющего приказание замещать на Аквилейском Соборе знаменитого арианского богослова Юлиана Валента, полученное будто бы от него самого[478]. К сожалению полемика вокруг личности Аттала вряд ли может дать конкретный продуктивный результат, ибо протокол деяний Аквилейского Собора не содержит никаких его реплик, могущих более определенно прояснить его роль.

Причина антиарианского пафоса североиталийских епископов, собранных св. Амвросием, объясняется их возможными опасениями, связанными с новым этапом проникновения арианских веяний в северную Италию, обусловленных деятельностью Палладия и Секундиана, а также успехом проповеди Ульфилы в Паннонии. Тот факт, что венетианские и истрийские диоцезы, в том числе и Аквилея, в первую очередь рисковали подвергнуться воздействию арианского прозелитизма, подтверждается следующим аргументом. По словам Л. Дюшена, арианство вступало в новый период своей истории, связанный с тем, что диоцезы Паннонии и Мезии уже очень длительное время находились под властью арианских епископов и теперь арианство, пустившее корни на Балканах, грозило вскоре стать национальной религией германских народов, среди которых готы, бургунды, свевы, вандалы и лангобарды. Св. Амвросий и, вероятно, все его единомышленники, приехавшие в Аквилею, осознавали эту опасность в полной мере; в этой связи неслучайно их стремление оказать противоположное влияние на германцев, выразившееся в попытках Амвросия обратить в христианство Фритигильду, королеву маркоманнов[479]. По верному замечанию Д. Клауде, арианская христианизация готов проходила очень быстрыми темпами[480], и когда в 380 г. вестготы, аланы и часть гуннов получили право расселиться в балканских провинциях Вторая Паннония и Валерия[481], Палладий Ратианский и Секундиан Сингидунский приобрели в лице новой паствы благодатную почву для проповеди. Наличие в конце IV в. потенциальной опасности для Церкви со стороны германского арианства подтверждается выводами некоторых археологов. По мнению Дж. Чюрлетти, на основании данных археологии становится очевидным, что на рубеже V–VI вв., в эпоху набегов остготских всадников на Тренто, в данной области существовала мощная арианская община, которая быстро потеснила местных кафолических прелатов несмотря на то, что они окормляли регион уже на протяжении ста лет со времен св. Амвросия и, казалось бы, должны были прочно утвердить в нем православную веру[482].

Как уже было отмечено, Аквилейский Собор начал свои заседания, вероятно, еще в августе 381 г., в результате которых и были составлены Соборные послания отцам Константинопольского Собора, но решающее заседание, которое оказалось зафиксировано в деяниях, произошло, как в них же указано, 3 сентября. Относительно проблемы датировки Аквилейского Собора в историографии велась напряженная полемика еще в XIX веке. В частности, исследователь XIX в. В. Самуилов опровергал точку зрения М. Радэ, датировавшего Собор 380 годом, на основании того, что II Вселенский Собор определенно упоминал Аквилейский Собор как недавно свершившееся событие[483]. В дальнейшем исследователи в различных публикациях рассматривали данную проблему[484], которая, не представляя все-таки самостоятельного вопроса, была окончательно разрешена в цитированном выше исследовании Р. Гризона.

Заседание открылось, как отмечает Р. Гризон, не в самой аквилейской базилике, а в небольшой пристройке, способной вместить только несколько десятков человек. Согласно точке зрения Р. Гризона, расположение мест в зале заседания демонстрировало перед Палладием, что здесь предстоит осуществиться не Собору в полном смысле слова, а скорее скоротечному судебному процессу. Обычные пресвитеры, а также диакон Секундиан занимали места между епископами – сторонниками св. Амвросия Медиоланского, не оставляя места для арианских спутников Палладия. Вместе с тем сам св. Амвросий, одних речей которого было достаточно для осуждения ариан, находился на некоем возвышенном месте, но не на епископской кафедре, а в части зала, называемом secretarium[485]. Следует уточнить, что некоторые Соборы исследуемой эпохи также осуществляли заседания не в базилике, а в секретариуме, в частности Собор в Августе Цезарейской (ныне Сарагосса) в 380 году.

Заседание открыл св. Амвросий своими знаменитыми словами: «Diu citra acta tractauimus»[486] («В течении долгого времени мы обсуждали без протоколов»). Авросий намекнул в этой мимолетной фразе на определенные обстоятельства, связанные с временем, избранным для решающего заседания. При том, что заседания уже велись без протоколов, именно теперь, 3 сентября, настал час, когда представляется необходимым вынести окончательное суждение в отношении обвиняемых арианских епископов. Так началось судебное заседание, проходившее – как утверждает Р. Гризон, ссылаясь на Соборное послание «Benedictus» – с шести утра до часа дня. В течение двух или трех часов проходила часть заседания, попавшая в исследуемый протокол, во время которой главное внимания было уделено разбирательству относительно вероисповедания Палладия[487].

Из деяний следует, что после начального выступления св. Амвросия диакон Сабиниан прочитал упоминавшийся рескрипт Грациана «Ambigua», предписывавший собраться в Аквилее лишь епископам северной Италии для разбирательства относительно Палладия и Секундиана. Уже сразу, как следует из деяний, началась полемика между св. Амвросием и Палладием относительно состава участников Собора[488]. Палладий настаивал на прибытии восточных епископов, являвшихся традиционными противниками никейского вероисповедания. Амвросий же доказывал легитимность имевшегося состава на основании рескрипта и постановлений префекта Италии, призывая Палладия высказаться по существу в отношении старого прочитанного до запротоколированного этапа заседания послания Ария, излагавшего основные пункты арианской доктрины.

Рассматривая более пристально проблему богословского мировоззрения Палладия, следует заметить, что св. Амвросий прикажет на всем протяжении прений читать отрывки из данного послания Ария, призывая Палладия прокомментировать их, дабы тем самым выявить триадологические представления, свойственные обвиняемому. Как писал Р. Гризон, «латинская редакция, которую использовал Амвросий, слегка отличается от редакции, которую обнаруживают в трактате De Trinitate Илария»[489]. Отрывок из послания Ария, прочитанный на Аквилейском Соборе, предстает в таком виде: «[Profitemur]… solum aeternum, solum sine initio, solum uerum, solum immortalitatem habentem, solum sapientem, solum bonum, solum potentem, omnium iudicem… natum autem non putatiue… creaturam (Dei) perfectam …». Очевидно, что Арий говорил вначале об Отце, как «Едином Вечном, Едином без начала, Едином Истинном, Едином, имеющем Бессмертие, Едином Мудром, Едином Благом, Едином Могучем, Судье всех». Затем переходил к разговору о природе Сына, именуя уже Сына «Рожденным же не