Капитан загасил трубку, убрал её и положил руку на саблю.

Гитин-нэвыт и Шалауров поднялись к нему.

– Вот, – сказал Шалауров по-нашему, – привёл девицу. Приглянулся ей наш сокол! Хочет забрать его.

И, повернувшись к Гитин-нэвыт, повторил это по-чукочьи. Гитин-нэвыт кивнула. Капитан строго нахмурился и таким же строгим голосом сказал:

– Как это забрать? У нас так нельзя. Государыня обидится. Вот я вернусь в наше главное стойбище, и государыня сердито спросит: а где Григорий-тойон, почему его не вижу? Я отвечу: так и так, а он у Гитин-нэвыт остался. Государыня разгневается, скажет: а ну собрать моё славное войско, а это полных три и ещё три тысячи наших самых лучших воинов, все с ружьями и на оленях, и отобрать Григория обратно, а Гитин-нэвыт убить, отца её убить, мать убить, других его жён тоже убить, и их детей убить, их слуг убить, и их рабов, и их оленей, и собак, и кого там ещё?

И он посмотрел на Шалаурова. Шалауров начал повторять это по-чукочьи. Гитин-нэвыт слушала, мрачнела. Потом, как только Шалауров замолчал, кратко ответила. Шалауров засмущался и сказал:

– Она говорит: отдаст всё серебро, которое в этой горе сокрыто.

– Э! – со смехом сказал капитан. – А что твой отец на это скажет?

Гитин-нэвыт ответила, и Шалауров перевёл:

– Отец не посмеет ей перечить. Отец очень хочет выдать её замуж.

Капитан нахмурился, подумал: вот девка упрямая! Ну да ладно, сама напросилась. И, улыбаясь, сказал:

– Но для того, чтобы тот, кого вы по имени не называете, открыл эту гору и дал нам взять оттуда серебро, нужно убить Григория.

Шалауров это перевёл, Гитин-нэвыт заусмехалась и ответила, и Шалауров перевёл уже такое:

– Зачем убивать Григория? Можно и тебя убить. Тебя даже лучше, потому что ты главней Григория, и тому, кого мы не называем по имени, будет очень радостно узнать, что мы принесём в жертву тебя!

Услыхав такое, капитан вначале растерялся, но ещё подумал и сказал:

– Нет, так нельзя, я не шаман. А тут ему нужен только шаман. А так можно бы и твоего отца пожертвовать, он же вон какой могучий воин, помогучее меня.

Шалауров перевёл, Гитин-нэвыт долго молчала, а потом ответила:

– Я должна подумать и посоветоваться со своим отцом. Мой отец очень любит меня, и он может многим пожертвовать ради меня, мне надо только спросить у него.

– Воля ваша, – сказал капитан.

– Но, – прибавила Гитин-нэвыт, – сперва я хочу увидеть ты сам знаешь кого. Прямо сейчас хочу увидеть. Отведи меня к нему.

И капитан повёл их, потому что а куда было деваться?!

Когда они подошли к так называемой штабной пещере, капитан велел Шалаурову остаться, а сам первым вошёл туда, а следом за ним вошла Гитин-нэвыт. В пещере было только двое – Меркулов и адъюнкт. Меркулов чинил шапку, а адъюнкт лежал у себя в углу и злобно посверкивал глазами. Но как только он увидел Гитин-нэвыт, то сразу сел, приосанился и заулыбался. Капитан посмотрел на Меркулова. Тот молча взял шапку и вышел из пещеры. Гитин-нэвыт подошла к адъюнкту, села рядом с ним и что-то спросила. Адъюнкт, улыбаясь, ответил. Гитин-нэвыт тоже заулыбалась и стала быстро-быстро и весело-весело о чём-то говорить. Адъюнкт вдруг помрачнел. Гитин-нэвыт замолчала, долго удивлённо смотрела на адъюнкта, а потом кратко о чём-то спросила. Адъюнкт так же кратко ответил. Гитин-нэвыт нахмурилась. Адъюнкт ещё что-то сказал. Гитин-нэвыт ещё сильней нахмурилась. Теперь уже адъюнкт стал быстро-быстро говорить, а Гитин-нэвыт намеренно смотрела в сторону. Адъюнкт замолчал. Гитин-нэвыт сказала что-то очень недовольным голосом, адъюнкт тихо ей ответил. У Гитин-нэвыт на глазах показались слёзы. Адъюнкт что-то сказал, Гитин-нэвыт не ответила. Она просто смотрела на него, а слёзы текли у неё по щекам. Потом она подняла руки, подалась к адъюнкту и начала расплетать ему косички. Косичек было много, но она расплетала их ловко и быстро. Адъюнкт сидел смирно, не дёргался. Гитин-нэвыт стала что-то приговаривать. Слёзы у неё уже не текли, щёки были сухие. А когда все косички были расплетены, Гитин-нэвыт встала, посмотрела на адъюнкта, потом на капитана – очень злобно, – и развернулась, и вышла. Капитан мельком глянул на адъюнкта и пошёл вслед за Гитин-нэвыт.

Когда капитан вышел из пещеры и осмотрелся, Гитин-нэвыт уже спускалась по тропке.

– Что она сказала? – спросил капитан у Шалауров.

– Ничего, – ответил Шалауров. – Вышла злая как собака, молча. А что было там у вас?

– Сперва они о чём-то говорили, но по-чукочьи, – ответил капитан, – а потом она ему косички расплела, и всё.

– А что ещё нужно? – сказал Шалауров. – Расплела косички, значит, отпустила. Значит, он был к ней привязан, а теперь она его отвязала. Теперь он сам себе хозяин. Теперь их колдовство с него сойдёт! Вот только хорошо ли это, ваше благородие?

И Шалауров ещё что-то говорил, но капитан его уже не слушал, а поспешно развернулся и опять вошёл в пещеру. Там было сумрачно и тихо. Адъюнкт сидел на своей лежанке, вид у него был очень задумчивый.

– Григорий, – окликнул его капитан.

Но адъюнкт как будто ничего не слышал. Адъюнкт ощупывал своё лицо. Нащупал клыки, молча удивился, начал их расшатывать, но они держались крепко. Адъюнкт опустил руки и опять задумался. Потом посмотрел на капитана. Капитан молчал. Адъюнкт начал говорить по-чукочьи, капитан не понимал ни слова, он только время от времени слышал «Гитин-нэвыт», «Гитин-нэвыт» и иногда «Атч-ытагын». Ну, хоть так, подумал капитан, уже хорошо, что хочет говорить, а там, может, станет говорить по-нашему.

И тут же послышался ружейный выстрел. Адъюнкт замолчал и, было видно, сильно оробел. Чукча и есть чукча, сердито подумал капитан, развернулся и вышел из пещеры.

А там уже вовсю шла стрельба, наши стреляли из ружей, а чукчи из луков. Шалауров весело сказал:

– Не высовывайся, ваше благородие, они сегодня будут крепко бить. Эта же коза на нас нажаловалась, вот её родитель и велел нас не щадить!

И он не ошибся – чукчи в тот день стреляли яро. И стреляли они тогда долго, было даже удивительно, откуда у них столько стрел. Но, правда, пользы от этого им было немного – они тогда убили только двух охочих, одного казака и ранили в руку Меркулова. А сколько наши их убили, было неизвестно. Чукчи же из-за камней почти не высовывались, поэтому как ты их тут насчитаешь.

Но также и чукчи не знали, сколько они тогда убили наших. А их, убитых, как и в прошлый раз, отнесли в казарменную пещеру и затащили как можно подальше, в тесные ходы и там заложили каменьями. Распоряжался всем этим Шалауров, а капитан тогда был на линии, стрелял. Шалауров вернулся, доложил, и заодно рассказал, что они ходили по пещере ещё дальше, искали, может, там найдётся что-нибудь полезное, но ничего не нашли, там даже крыс не видно. А что нам крысы, сказал капитан, мяса у нас навалом. Шалауров не стал спорить, промолчал, и капитан ещё сильнее рассердился, потому что почувствовал, что Шалауров что-то не договаривает.