понимаешь. Мы сейчас сидим по углам. И не можем ничего!

– Ладно, до завтра. – Бандера отложил трубку сотового телефона. – Жиган и Алтаец объявились, – сообщил он Владу.

– Выбрались с «дачи»?

– Точно кто-то из них стукач. – Бандера задышал чаще, засипел. – Ничего, еще не вечер…

* * *

Люда пообедала в ресторане неторопливо, вся в предчувствии неземного удовольствия. Расплатилась. Поднялась в номер. Переоделась в халат. Положила перед собой таблетку. Включила телевизор.

«В прошлую ночь в Болотникове произошла настоящая бойня, – быстро и напористо вещал худосочный диктор областного телевидения в старомодном костюме. – Милиция, прибывшая на территорию бывшей загородной обкомовской резиденции, обнаружила там семнадцать трупов с огнестрельными ранениями. Это место стало полем настоящего сражения. Резиденцию снимало общество с ограниченной ответственностью «Чайка». Местная милиция утверждает, что никакой тревоги новые обитатели партийных владений не внушали».

– О, – покачала головой Люда Кош, то ли одобряя, то ли возмущаясь происшедшим. По большому счету и Болотников, и обкомовская резиденция, и семнадцать хладных трупов ее не волновали. Ее не слишком тронуло бы, даже если бы там обнаружили трупы ее родственников. Какие незначительные мелочи волнуют людей! Есть вещи куда важнее.

Например, две таблетки, лежавшие перед ней. Сейчас одну она проглотит. Останется еще одна. Всего одна. А потом? Опять муки беспокойства. Тяжесть ожидания звонка Жигана. И готовое овладеть ею отчаяние.

Она замерла и просидела несколько минут.

Прозвенел звонок.

– Але! – воскликнула она.

– О, Люда, ты мне рада, – послышался ненавистный голос Давида.

– В реанимации я тебя рада видеть.

– Злая женщина… У нас завтра в одиннадцать утра выезд на благотворительный концерт в Голубятниково. Народ ждать будет.

– Ага. Сядут два жида в три ряда.

– Не забудь, Люда.

– Не забуду.

Она повесила трубку. Потянулась к таблетке. Тут послышался звонок. Голос у Жигана встревоженный.

– Ты еще в норме?

– Да.

– Подожди меня. Я сейчас зайду.

Он появился через десять минут. На этот раз не улыбался привычно. По-видимому, запасы оптимизма, казавшиеся у него неистощимыми, сегодня оставили его. Он был чем-то сильно озабочен. На щеке его краснела длинная глубокая царапина.

– Что с тобой? – спросила она.

Ее искренне беспокоило состояние Жигана. Ведь он, как швейцар, отворял ей двери в сладостный мир.

– Ну что, Люда. Придется тебе платить за мою доброту.

– Сколько?

– Какая пошлость. Все толкуют о деньгах. А я говорю об услуге.

– Но…

– Заплачу тебе по старой цене. – Он положил ладонь на таблетку на столе, и Люда подалась вперед. – «Елочкой». Нет – так до свидания. Неволить не стану.

– Я согласна.

– А на что – даже не спросила.

– Согласна! – повторила Люда.

– Конечно, согласна, – улыбнулся Жиган своей обычной обезоруживающей улыбкой.

* * *

– Ты знаешь, сколько мне исполняется, сынок? – спросил Амаров, оторвавшись от бухгалтерских документов «Гянджи», которые он изучал.

– Обижаете! – воскликнул Шарифов. – Пятьдесят.

– Мне исполняется пятьдесят, Сахиб. Представляешь, полсотни.

– Это не возраст. Это еще молодость.

– Лесть сладка, но лжива. Круглая дата, сынок. Грех сидеть в четырех стенах.

– Устроим все лучшим образом. На даче мы…

– Нет, – прервал своего помощника хозяин. – Не пойдет. Люди спросят: от кого прячется Амаров в свой юбилей?

– В узком кругу друзей за городом – теплее обстановка.

– Нет. Я хочу юбилей в «Интуристе».

Шарифов поморщился и осведомился:

– А безопасность?

– Это твое дело. Пусть видят – Амаров честен. Открыт всем. Ему некого бояться.

– С безопасностью возникнут проблемы.

– Твои, сынок, проблемы. Не мои.

– Но Бандера…

– Пока он не опасен. Ему нужно собраться с силами. Понять, что он потерял. И что у него еще осталось… Кстати, ничего не слышно о нем?

– В Семиозерске его нет.

– Ты так уверен?

– Я бы знал, если бы он находился здесь. После того как мы разорили его дом, нам удалось привлечь на свою сторону и его людей.

– Я слышал. Что о его ближайших друзьях?

– Алтайца видели в Семиозерске.

– Как наш Зейналов?

– Отошел на позиции, как уговаривались. Он хорошо поработал.

– Хорошо? Как он сумел упустить всю верхушку «бандеровцев»? Ты мне объясни, я, может, что-то не понимаю.

– Прокол.

– Прокол в шине бывает…

– Кстати, Зейналов потерял троих убитыми. И он очень зол.

– Не мы виноваты. Но мы возместим потери. По самому высокому тарифу.

– Он осведомлен об этом.

– И готов работать вновь?

– Готов.

– Возможно, работа будет.

– Ровшан Магомедович, все-таки насчет юбилея…

– Вопрос решен, сынок, – отрезал Амаров. – Или ты хочешь сказать мне, что я не прав?

– Как можно?

Шарифов знал: убедить хозяина изменить его планы невозможно, если того захватила какая-то идея. Он хотел поработать на публику. На то у него имелись какие-то свои, тонкие соображения. И возражать тут бесполезно.

– Нужно составить список, кого пригласить, – сказал Амаров. – Это очень деликатное дело. Никого не забудь. У тебя память хорошая. Чтобы никто не обиделся.

– Сегодня сделаю.

– Сделай, сынок. – Амаров отодвинул от себя пачку надоевших документов. – Устал я.

Он нажал на кнопку дистанционного пульта. Заработала видеодвойка. Он выключил звук. На экране возник клип с Людой Кош. Люда безмолвно, как рыба, разевала рот.

– Блондинка. И какое тело, – мечтательно протянул Амаров.

* * *

– Все взяли? – еще раз осведомился Шарифов, когда разгрузили «КамАЗы». В просторном помещении его слова отдавались гулко. В открытые двустворчатые ворота ангара глядело утреннее солнце, в его лучах искрилась мелкая пыль. Пахло бананами, бензином и гнилью. Вдоль стен на десятки метров тянулись картонные и деревянные ящики, а также прикрытые брезентом бесформенные предметы неизвестного назначения, похоже, сенокосилки. Их было много, но недостаточно для того, чтобы заполнить огромное пространство хотя бы на четверить.

– Все, – проинспектировав богатство, резюмировал Рамиров. Хаотично расставленное в центре ангара рядом с двумя старенькими «КамАЗами» оборудование сейчас походило на груду мусора.

– Похоже, что все, – подтвердил Кохман.

Аппаратуры для производства «елочки» требовалось не так много. Но она была дорогостоящая, уникальная, некоторые приборы в штучном исполнении, не имеющие аналогов. Решено было разместить ее на давно приказавшей долго жить фабричонке, принадлежавшей теперь одному из подконтрольных азербайджанской общине товариществ с ограниченной ответственностью. Еще недавно помещения использовались под склады для бананов. Потом здесь разместился небольшой водочный заводик, откуда в ларьки поступали «Распутин», «Кристалл», финская, американская, корейская – какая душе угодно водка, приготовленная из разбавленного водопроводной водой плохо очищенного спирта. У этой отравы было одно преимущество – люди от нее сразу не дохли, как от другой подобной продукции. По ряду причин пришлось перебазировать заводик в другое место. И опять на склады вернулись азербайджанские бананы.

У объекта имелся ряд достоинств. Он находился сразу за городом, о нем мало кто знал. И здесь находились бомбоубежища, вырытые в шестидесятые годы, куда должны были при атомной тревоге прятаться жители поселка.

– Сколько нужно дней, чтобы ввести линию? – спросил Шарифов.

– Пять-шесть, – прикинул Рамиров, разглядывая в беспорядке сваленное на бетонном полу в ангаре оборудование. Слава богу, все оно было целым. Теперь