Дирк отбил поспешный удар стволом ружья и, когда француз вместо того, чтобы отскочить на безопасное расстояние, попытался ударить вновь, встретил его подбородок быстрым, без замаха, апперкотом. Рыжая голова мотнулась вверх, запрокидываясь едва ли не за спину. Тело еще несколько секунд стояло на пошатывающихся ногах, но теперь в нем не было ни ярости, ни нетерпения, только слепая агония гибнущего механизма. Так двигатель автомобиля, пробитый осколками в нескольких местах, скрежещет своими деталями, медленно и неохотно замирая. До последних секунд он пытается работать, качать топливо и греметь поршнями, не из упорства – сталь лишена сознания а просто потому, что это единственное, для чего он создан и что умеет делать.

Так и человеческое тело умирает неохотно, медленно. Оно дрожит в мягкой хватке Госпожи-Смерти, еще не понимая, что все закончено. Француз шлепнулся на землю, упруго и гулко, точно плотно набитая подушка. И Дирк, сразу же забыв про него, развернулся, готовый помочь Жареному Курту.

Вряд ли его помощь здесь требовалась. Жареный Курт превосходно справлялся и сам. След из изувеченных мертвых тел на земле указывал его путь, и этот путь еще не был закончен. Кистень в руках Жареного Курта свистел, как кнут, и его хлесткие удары можно было заметить только в крайних точках их траекторий – там, где они соприкасались с костями и плотью. Четверо французов уже лежали на земле, и каждое тело было неестественно искривлено, как в предсмертной судороге. На глазах Дирка один из французских офицеров, кажется сержант, опустошив барабан револьвера, тонко вскрикнул и выхватил кортик. С подобным успехом он мог броситься и на танк. Жареный Курт ткнул его концом палицы, заставляя потерять равновесие, сбивая с линии атаки, а потом вдруг наклонился всем корпусом, впечатав забрало собственного шлема прямо в лицо споткнувшегося француза. Два черепа столкнулись в страшном ударе, и стальной оказался прочнее. Офицер беззвучно рухнул наземь, выронив свой бесполезный кортик. Его лицо своими чертами теперь походило на портрет, выполненный кистью Хуана Гриса[35]. Но в палитре испанца вряд ли было столько оттенков красного цвета. Зато оскал шлема Жареного Курта, украсившись алым, обрел жутковатое сходство с обнаженными лицевыми костями черепа. Дирк отстраненно подумал о том, что сейчас и сам, должно быть, залит чужой кровью. Иначе в рукопашной и не бывает.

Французов осталось лишь трое – один судорожно заряжал револьвер, в спешке роняя патроны, двое других прикрывали его с ножами в руках. О нападении они уже не помышляли. Судя по их искаженным лицам, страх почти парализовал их, не оставив места для мыслей и чувств. Сейчас они видели только подбирающегося к ним Жареного Курта, но были бессильны даже поднять оружие. Эта схватка должна была кончиться через несколько секунд. Но сколько подобных им еще предстоит сегодня?

Дирк собирался оставить всех трех Жареному Курту, но потом решил, что уклоняться от боя недостойно командира взвода. Даже когда бой уже давно похож на резню. Если его подчиненные пачкаются в крови и грязи, нечего блюсти чистоту.

Француз, стоявший правее, даже облегчил его задачу. Он не стал уклоняться от удара, напротив, выставил вперед тонкое лезвие, точно пытаясь парировать им тяжелую палицу с граненым бойком. Это была самая глупая мысль в его жизни. И самая последняя. Потому что палица, даже не ощутив этого препятствия, врезалась ему в шею, заставив голову повиснуть на перебитом позвоночнике. Это была быстрая смерть, прекращение существования без лишней боли.

Жареный Курт уже добрался до второго противника. Видя, что опасности уже нет, он не спешил и, казалось, наслаждался поединком, несмотря на то, что у его оппонента не было и тени шанса. Быстрым движением он хлестнул француза по руке, отчего та переломилась посредине и выпустила нож. Это движение было лишним, Жареному Курту не составляло труда проломить противнику голову первым же ударом. Но это бесполезное сопротивление было частью игры, а все игры заканчивались для его врагов одинаково. Француз, не обращая внимания на боль в сломанной руке, а скорее всего еще не чувствуя ее, попытался перехватить палицу другой рукой. Но редкий живой человек был способен состязаться с мертвым мастером рукопашного боя в скорости и реакции. Он схватил лишь воздух. Палица, описавшая короткий полукруг, уже неслась обратно. Она врезалась в бедро француза, и тот, резко и шумно выдохнув, как обычно делают, входя в холодную воду, повалился на землю. Любой другой на его месте сейчас уже выл бы от боли, но этот – крепкая кость – еще пытался дотянуться до брошенного ножа. Третьим ударом Жареный Курт прекратил эти тщетные попытки.

Офицер уже успел зарядить дрожащими пальцами револьвер, но теперь, увидев приближающихся мертвецов, почему-то утратил желание стрелять. Он прижался спиной к стене, сжав оружие двумя руками, и взгляд у него был по-настоящему сумасшедший. Дирк собирался было шагнуть к нему и одним ударом положить конец его страху. Это лучше, чем оставлять его на забаву Жареному Курту. Но не успел. Француз внезапно вскрикнул, и ствол револьвера уткнулся ему в подбородок. Звук выстрела хлопнул совсем негромко, как пробка из бутылки с легким игристым вином. Но вместо золотистой жидкости доски и землю украсила темно-красная.

– Отчаянный, – усмехнулся Жареный Курт, глядя на тело. – Не думал, что духу хватит.

Дирк хотел было сказать, что смелость тут ни при чем. Просто у француза не выдержали нервы, и тело механически попыталось любой ценой прекратить царящий ужас, эвакуировать разум из мира, который обернулся ночным кошмаром. Но вместо этого сказал другое:

– Они дрались достаточно смело.

– Недостаточно, чтобы сохранить жизнь. Их можно было душить голыми руками, как новорожденных цыплят.

– Это обычная пехота. Набравшаяся немного опыта, но и только. Вряд ли им когда-то прежде приходилось сталкиваться с Чумным Легионом, разве что слышали страшные истории о нем.

Дирк переломил ружье, скользкое от покрывшей его крови, выкинул из ствола стреляную гильзу и перезарядил оружие. Теперь оно вновь было готово к работе.

– Думаете, дальше будет сложнее?

– Да, – сказал Дирк. – Будет. Они не ждали нашего удара и не были к нему готовы. Но они быстро разберутся, что к чему. Полагаю, скоро мы столкнемся с куда более серьезным сопротивлением.

– Гренадеры? – осведомился Жареный Курт. С унтером он держался вежливо, но с особенным достоинством, обычным для ветерана взвода. Такие, как он, не козыряют и не стоят по стойке «смирно», как свежие мертвецы, влившиеся в Чумной Легион.

– Скорее всего. И не мальчишки в форме, а куда более серьезные противники. Из рассказов фон Мердера я понял, что здесь их не меньше батальона. И вооружены самым наилучшим образом – тяжелые кирасы, огнеметы, ручные пулеметы…

– Даже если им удастся задержать нас на одном направлении, мы обойдем их и ударим в спину, – уверенно сказал мертвец. – У нас достаточно штурмовых групп, чтобы наделать в их обороне больше дырок, чем в хорошем сыре.