– При чем тут участок? Ванзаров просит, чтобы вы заглянули на квартиру Нарышкина. Вы же там были до взрыва… Не надо так таращить глаза, зрачки выскочат. Вы ему нужны в качестве свидетеля, и только. Уж поверьте: если бы Ванзаров хотел вас арестовать, не успели бы охнуть, как сидели бы в камере. Поехали, нечего время тянуть… Извозчик дожидается.

Чердынцев подумал, что иногда клин надо вышибать клином. Вдруг он исцелится, когда еще раз встретит причину своего страха? Вдруг еще не все потеряно?

Лебедев ссадил его у знакомого дома и заявил, что там ему делать нечего. Крикнув извозчику: «Обедать!» – он махнул на прощание и потерял всякий интерес к человеку, которому так быстро и просто помог.

На всякий случай Чердынцев осмотрелся: городовых поблизости не оказалось, со двора тянуло мерзким запахом сгоревшего дерева. Он постучался. Хозяйка взглянула на него и пропустила молча, словно ждала. О чем тут разговоры разводить, не чай пришел пить.

Чердынцев открыл дверь и остановился на пороге. Он ожидал всего, чего угодно. Но только не трех пар глаз, уставившихся на него. На подоконник всей своей массой уселся Марков. Чиновник скрестил руки на груди и рассматривал пол. Вошедшего удостоил косого взгляда, да и только. Единственный стул в комнате занял Таккеля. Учитель пытался сидеть пристойно, но получалось у него криво, словно он не мог держаться, глаза его были мутными и расплывчатыми, на щеках виднелся румянец, он часто сопел и облизывался. Можно было подумать, что краса и гордость гимназии несколько навеселе. Зато ротмистр Еговицын, без сомнений, был трезв. Заняв угол, он единственный одарил гостя незаметным кивком.

– Никуда без нашего блестящего Чердынцева, – сказал Таккеля и глупейше хмыкнул. – До всего ему дело есть… Какой шустрый человечек – чиновничек…

– Таккеля, глазам не верю: ты – и вдруг пьян! – ответил Чердынцев. – Прогуливаешь занятия?

– Не твоего ума дело… выкормыш…

– Господа, держитесь рамок приличий, – сказал Еговицын. – Наша встреча радости никому не доставляет…

– Верно замечено, – согласился Марков. – Ноги бы моей здесь не было…

– И моей… – Таккеля взмахнул руками и чуть не свалился со стула. – Но вот он я, тут! И знаете, что? Как же я вас ненавижу, мои милые гимназические друзья… Вот сказал, и как камень с души упал…

– Молчать! – рявкнул Еговицын. – Никому не хочется утирать твои сопли…

– Зачем только я пришел?.. – проговорил Марков.

– Неужели не знаешь? – Таккеля совершенно расплылся в улыбке и погрозил пальчиком. – Ах, шалун… А ты, Чердынцев, как оказался в нашей милой компании?

– Меня привезли, – ответил тот.

Таккеля захлопал.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Ванзаров. Он лучился отличным настроением и отвесил общий поклон. Никто не шевельнулся, словно увидели призрака или удава, который приближается неотвратимо. Даже Еговицын замер в своем углу.

– Рад всех видеть, господа, – сказал Ванзаров. – Рад потому, что эксперимент удался. Стоило в записке указать время, место вы нашли сами. Все, как один. Правда, ожидали увидеть не меня. Вот только не пойму, что господин Чердынцев здесь делает.

– Меня ваш друг привез, – ответил тот.

– Вот как? Интересно… Ну, теперь уже неважно…

Марков встал, всем видом показывая, что его оскорбили в лучших чувствах и делать ему тут нечего.

– Официально заявляю: я пришел, чтобы предложить помощь в связи с кончиной Сергея Ивановича Нарышкина, – проговорил он торжественно. – И хочу…

– Чем помочь желаете: собирать куски Нарышкина по саду?

– Да как вы смеете…

– Вернитесь на место, господин Марков…

Решительный порыв испарился. Чиновник присмирел и послушно присел на подоконник.

– Есть еще желающие высказаться или сделать заявление?

Таккеля пьяно улыбался, а ротмистр смолчал.

– Благодарю, господа, – сказал Ванзаров. – Постараюсь не отнять у вас много времени. Небольшая новость: я от нотариуса. Господин Федоров не оставил завещания, а детей и наследников у него нет. Таким образом, имущество его считается выморочным и отходит в пользу государства. Важно, чтобы вы это понимали. У меня для всех есть деловое предложение. Завтра в восемь утра я буду у дома Федорова. Тот, кто придет первым, получит от меня большой приз: я укажу, где находятся записи, которые раскрывают тайну производства золота. Обещаю отдать без лишних вопросов.

– И какова же цена, Ванзаров? – спросил Таккеля, вытирая слезы. – С вами нужно держать ухо востро, того гляди, проторгуешься…

– Вы совершенно правы, господин учитель. Цена невелика: надо будет под протокол рассказать все. Вы понимаете, о чем я. Ничего не утаивая. Мне известно многое, но необходима бумага. Дело это тонкое и щекотливое, я бы даже сказал – неприятное. Но такова цена. Подумайте, что стоит на кону. Не требую сейчас, это было бы бесчеловечно. У вас для размышлений вечер и ночь. Засим не задерживаю…

Еговицын вышел так быстро, словно бежал от наступающего врага. Таккеля кое-как поднялся со стула и нетвердой походкой проследовал за порог. Марков чего-то ждал, словно не мог решиться, но и он покинул комнату. На Ванзарова не посмотрел никто, словно на нем лежало заклятие. Они остались вдвоем с Чердынцевым.

– Мое предложение к вам не относиться. Вы здесь оказались из-за нелепой ошибки.

– Что же мне теперь делать? – спросил Чердынцев.

– Отправляйтесь в гостиницу. Потерпите день-другой. Скоро все кончится.

– Значит, нашли источник золота?

– В каком-то смысле, – ответил Ванзаров. – Государственному банку не о чем беспокоиться. Так и передайте господину Плеске…

– Непременно… Господин Ванзаров, я мало вас знаю, но и то, что знаю, заставляет относиться к вашим словам серьезно…

– Благодарю вас.

– Это не комплимент, а напоминание для самого себя… Так вот, не могу ли я просить вас, когда завершите дело, позволить мне… Как бы это сказать…

– Вы хотите сделать блестящий доклад вашему начальству, – закончил Ванзаров. – Мысль интересная и правильная для карьеры. Есть только один трудный момент…

– Я готов на все… – сказал Чердынцев.

– Не сомневаюсь. Это и есть трудный момент. Вам не следует влезать в это дело. Золото алхимиков имеет привычку губить жизни тех, кто слишком его жаждет, оно приносит несчастье… Так что напишите в вашем рапорте: был запас, да весь вышел… Покидать город вам по-прежнему запрещено. Всего хорошего…

Чердынцев поверил, что с ним ничего не случилось, только когда Ванзаров поклонился и свернул за угол. Это было невероятно. Он так был уверен, что ему подстроена ловушка, так ждал каверзы, что счастливый конец немного расстроил. Не осталось места для подвига. И почему золото должно погубить? Что за странные предрассудки! Золото – это свобода, власть и благополучие. Разве это несчастье? Разве он не достоин счастья больше, чем другие?