– У тебя красивое имя, очень редкое, – заметила ворожея, отложив в сторону свое вязание.

Не удавалось понять, сколько ей лет, – ни по голосу, ни по рукам. Ссохшейся кожи и проступающих вен на них видно не было, но Влад не сумел избавиться от ощущения, будто говорит с кем-то древним и всезнающим.

«Глупости все, – произнесли в голове голосом Винта. – Шарлатанство сплошное. То ли дело – русские православные храмы. Сколько золота… какие купола».

Не сдались Симонову ни за каким лядом эти купола, да и золото тем более – металл, издревле принадлежащий к миру мертвых.

«Это-то я к чему вспомнил?» – удивился он сам себе.

Свет вдруг как-то по-особому упал на кольца, украшавшие пальцы гадалки, и те вспыхнули желтизной, почему-то показавшейся грязной.

– Имя твое означает вовсе не то, о чем все думают, – произнесла она. – Влад – лишь уменьшительное. Ты зовешься именем мертвого человека. Нехорошо. Но и не так страшно, как кажется.

Что ж. По крайней мере, это ворожея угадала верно. Потому что Серый представлял его Владом, а полное имя видел лишь чиновник, проверявший документы. С другой стороны, кто ж знает, как у них здесь поставлен сбор информации? Кая он и вовсе звал по имени при продавце.

– Владлен – полное, – ответил он. – Владимир Ленин. Я на Красной линии родился.

– Мертвый, – кивнула женщина. – Еще и непогребенный. А у тебя ведь и никого нет: не знаешь ты ни отца, ни матери.

Вот это ей точно узнать было неоткуда. Или нет? Он себя накручивает? Ведь они на Тульской. Здесь про Ходока наверняка, таких басен насочиняли что вовеки не отмыться.

– Очень близок ты к загробному миру, мальчик. А теперь еще и со смертью рука об руку ходишь.

«Это она про Кая, – понял парень. – Именно его зовут Тихой Смертью».

– И что это означает? Я погибну? – спросил он прямо, хотя точно не желал знать ответ.

– Никого смерть не минует, – философски заявила пророчица. – Каждому переход предстоит: кому-то раньше, другим позже.

Симонов выдохнул с облегчением. Ничего страшного ему не предрекли. Впредь следовало думать, прежде чем спрашиваешь, а не ляпать первое пришедшее в голову!

– Существует ли хоть малейший смысл бояться тому, кто мертв от рождения, всю жизнь нынешнюю только и шастает по грани и за нее? – продолжала ворожея. Ее голос обрел странную силу, зазвенел в ушах, кровь застыла в жилах. Влад едва не поверил ей.

– Но… – запротестовал он, – я же говорю, хожу, дышу… ем, в конце концов… – та только вздыхала и качала головой, – смеюсь! – выдвинул Влад последний аргумент.

– А ведь ни нечисть, ни нежить не смеется, – заметила гадалка то ли ему, то ли самой себе. – Извини, мальчик. Конечно же, ты жив и даже здоров на удивление.

Симонов перевел дух и слегка приободрился. Рано, как выяснилось.

– Однако силы вокруг тебя бушуют нешуточные, – сказала она. – Убивали тебя недавно – это видно очень ясно. Наверняка убили бы, да только ты за ниточку одну-единственную ухватился и себя из бездны вытянул. Неудивительно, учитывая, кто ты есть, но испытание смертью – лишь начало, ты же сам понимать должен.

«Значит, с уничтожением землеройки действительно ничего не закончилось, а лишь началось, – подумал парень обреченно, но тотчас усмехнулся. Разговоры о смерти почему-то перестали пугать. Вспомнилась татуировка на запястье Кая и еще одна – очень похожая – на руке человека из сна. Он ведь и помог Владу очнуться. – Я схожу с ума», – подумал он, но и эта мысль не напугала. Наоборот – развеселила едва ли не до колик.

– Вытащи три карты, – велела женщина, доставая из-под белой салфетки с вышитыми на ней синими птицами стопку прямоугольников из рыжего картона и разваливая ее в центре платка. – Бери любую, потом переворачивай, – распорядилась она. – Не думай, не выбирай долго. Тебе все равно выпадет предначертанное.

Симонов сглотнул ком, вставший в горле, и потянулся за первым прямоугольником, перевернул его рубашкой вниз и уставился на существо с волосами в виде щупалец осьминога, белыми глазами и хвостом. Изображенное на карте чудо-юдо почему-то не показалось ему пугающим, скорее, просто непривычным. Цепи, тянущиеся к ошейникам коленопреклоненных людей, тоже не настораживали. Существо держало их в руках некрепко, но и отпускать не спешило. Если бы пленники захотели, вырвались бы и сами.

– А вот и он, твой старый знакомый, – сказала ворожея. – Дьявол.

– Дьявол? – недоуменно спросил Влад. – Но я не сектант.

– А это и неважно, – мягко пожурила его женщина. – Дьявол – лишь название, образ, обозначение. Гнетет и тянет тебя прошлое, а ты и рад на поводу у него идти, даже считаешь, будто все правильно, и путь твой – верный. Да только дьявол тащит в бездну.

– Я не собираюсь отступать, – твердо ответил парень, уже не раздумывая по поводу шарлатанства и не подозревая никого в кознях против себя. С Винта сталось бы подсунуть ему эту гадалку, чтобы отговорила идти на Фрунзенскую, но Кай до такого не опустился бы. Или Влад совсем не разбирается в людях, но тогда и жить не стоит.

– А и не надо, – все так же мягко сказала ворожея. – Встречаться с дьяволом полезно, мальчик. Главное, правильные выводы сделать и не навешивать на себя цепей, если можно этого избежать.

Симонов кивнул.

– Тяни дальше.

На карте молния била в крышу здания, и из него выпадали гробы с мертвецами. Влад аж охнул – так его напугала эта карта. Куда уж дьяволу до такого!

«Хотя… может, и не мертвецы, – попробовал он успокоить самого себя, – просто спать легли люди в саркофаги… уй, жесть. И вообще, все из-за того, что мне здесь уже наговорили».

– Все ты верно понял, – вторила его мыслям женщина. – Богадельня. Хуже нее быть не может, но учитывая дьявола… – она покачала головой. – Мир твой рухнет, мальчик. Но если сумеешь ты это пережить…

– Не сумею, – сказал ей парень, потянувшись и вытащив еще одну карту. На ней располагалась фигура в сером балахоне с косой на плече, а у ног ее лежали черепа и кости.

– Смерть, – подтвердила ворожея.

– Возрождение! – донеслось от входа, а ведь Влад не слышал, как звякнул невидимый колокольчик.

«Кай вошел только-только или уже сидел в палатке некоторое время?» – подумал он, оборачиваясь на сталкера. Тот был в бешенстве: внешне словно заледенел, в свете шара кожа казалась совсем бледной, а глаза – черными, непроницаемыми, взгляд жалил.

– Совсем молодого человека мне запугала, карга старая!

– Твой птенец? – нисколько не обидевшись на «каргу», весело спросила гадалка.

– Я веду его, – уклончиво ответил Кай, но ворожея лишь заулыбалась сильнее.

– В таком случае – уроборос, все верно, – сказала она, обращаясь к Симонову и не сомневаясь, что он в курсе значения мудреного слова. – Этот аркан, тринадцатый, хоть и зовется смертью, но олицетворяет возрождение. Не пугайся, мальчик. После богадельни он – лучшее, что могло выпасть. Ты уж поверь мне, птенчик… – и, прямо глянув на Кая сквозь по-прежнему прикрывающий глаза платок, повторила: – Поверь уж старой карге.