дочерью были не очень похожи на евреек, и им удалось скрыть свое происхождение и выйти как нееврейкам. Некоторое время они прятались в лесу. Потом Нина со своей старшей сестрой жили на ферме у польской семьи, которая дала им приют в обмен на обещание получить деньги в будущем. Семья фермеров спасла девочкам жизнь, но условия были суровыми. Нину и ее сестру два года держали взаперти в темной каморке под лестницей. К концу войны девочки почти не видели, и им потребовалась операция, чтобы они снова могли ходить.

Моя жена Михаль, родившаяся в Иерусалиме, – представительница сабров, – связана с трагедией Холокоста через свою мать, Веру Бишиц. Вера оказалась среди той огромной волны венгерских евреев, которых отправили в лагеря ближе к концу войны. Она выжила только благодаря сомнительной сделке Кастнера. Режо Кастнер, адвокат и журналист, который был лидером Будапештского комитета помощи и спасения, обсуждал с Адольфом Эйхманом обмен: десять тысяч грузовиков от союзников в обмен на освобождение тысяч евреев. Хотя это конкретное предложение ничего не дало, Кастнер действительно добился, чтобы поезд, полный евреев, отправился из Берген-Бельзена в Швейцарию. Семейная история гласит, что преимущество отдавали людям, чьи фамилии начинались с «А» и «Б». Вера Бишиц и ее родители безопасно приехали в Швейцарию в 1944-м. Четырнадцатилетняя Вера вела невероятный дневник, который я прочитал. Здесь она описывает свое прибытие в концлагерь Берген-Бельзен:

Вера Бишиц Роннен – выжившая узница концлагеря Берген-Бельзен, мать Михаль – в начале 1960-х годов

Все должны были снять одежду, и всё-всё надо было отдать. Даже ленточки в волосах – и той не должно было остаться. Мы действительно оказались в газовой камере, но, слава Богу, за две минуты до того, как вошли первые двадцать женщин, был получен приказ о том, что эта партия не предназначена для уничтожения. Поэтому из лейки душа вместо газа пошла вода. Подошла моя очередь. Я полностью разделась и всё отдала. Потом немецкий солдат (они просто прохаживались среди обнаженных женщин) схватил меня за руку и втолкнул в другой зал, где молодые поляки, женщины и мужчины, командовали женщинами и детьми… Я встала перед двадцатилетним юношей с каменным сердцем. Он дернул меня ближе к себе и рывком нагнул мне голову, чтобы посмотреть на мои волосы. Потом, слава Богу, кто-то его позвал, и он, отвечая, толкнул меня вперед.

Мемориал Яд Вашем открылся в 1953 году. Спустя двадцать лет его директор Ицхак Арад обратился ко мне с идеей о проектировании музея, посвященного детям, убитым во время Холокоста. При подготовке я провел много времени в Яд Вашем, осматривал территорию и изучал архивы. В нем размещали все, связанное с детьми, – письма, рисунки, дневники, игрушки… Сделанные своими руками настольные игры. Одежда. Чем больше смотришь на все это, тем сильнее потрясение.

Однако в вопросе, касающемся включения детского музея в мемориал Яд Вашем, было необходимо учитывать обстоятельства в целом: действительно ли это хорошая идея? В Яд Вашем уже был исторический музей, построенный в 1950-х годах. Предполагалось, что после посещения исторического музея люди перейдут в детский музей. Я беспокоился, что второй музей (который, казалось, повторяет первый и отличается только тем, что в фокусе внимания находятся дети) будет слишком подавлять – эмоционально истощенный посетитель просто не воспримет еще больше информации. Что на самом деле требуется, подумал я, – увековечение памяти детей, место созерцания, а не место еще с большим количеством информации.

Когда я осматривал территорию мемориала Яд Вашем, расположенного на вершине Горы Памяти, то увидел нечто, выглядящее как естественная арка в горе. Но это оказался вход в обрушившуюся пещеру, и я подумал, что мы можем провести выемку грунта под горой, создав большой зал в качестве места для размышлений.

С самого начала я думал о поминальной свече в помещении, но вместо единственного пламени, как в мемориальном зале Яд Вашем Охель-Йизкор (буквально «шатер памяти»), я хотел получить бесконечно большое число свечей, плывущих в пространстве. Обдумывая эту идею, я вспомнил об инсталляции лабиринта в павильоне канадского Национального совета по кинематографии на «Экспо-67». Для соединения залов павильона, увешанных экранами, проектировщики создали извилистый коридор из полуотражающего стекла, способного превратить любой источник света в тысячи версий самого себя, которые, казалось, распространяются за пределы коридора до самого горизонта во всех направлениях. В виде эксперимента мы создали импровизированную модель с полуотражающими панелями без опоры, окруженными зеркалами на стенах, полах и потолках. Когда мы поместили в центр свечу, язычок пламени превратился в целую галактику мерцающих огней. Потом мы построили более точную масштабную модель предполагаемого зала в Яд Вашем диаметром 1,2–1,5 м. Для того чтобы оценить эффект, можно было засунуть голову внутрь, подобно фотографу прошлого накинув на себя темную ткань, чтобы не просачивался свет. По моему замыслу, после входа в пещеру люди должны были пересекать темное пространство по подвижной дорожке с поручнями, за которые можно держаться. Сначала возникало ощущение пустоты. Но потом, по мере привыкания глаз к темноте, посетители должны были увидеть мерцание миллионов огней, источник которых – единственная свеча. А потом, в конце, люди должны были выйти на дневной свет.

Я был глубоко привержен этому варианту дизайна. Но строительный комитет Яд Вашема встретил предложение с тревогой. По их мнению, обычные люди не приучены понимать смысл абстракций, а также они заявили, что предложенное мной световое решение заставит людей думать о дискотеке. Комитет решил отказаться от этой затеи. Я, со своей стороны, не желал отступать. Просто воспоминания и эмоции, относящиеся к Холокосту, были слишком сильными. К ним следовало относиться с уважением.

Прошло десять лет. В Вашингтоне, округ Колумбия, был построен и в 1982 году открыт Мемориал ветеранов войны во Вьетнаме по проекту Майи Лин, и его мощь, очевидно, убедила некоторых скептиков в достоинствах абстрактного мемориала. Однажды в 1985-м Ицхак Арад, по-прежнему директор Яд Вашем, опять позвонил мне. В его кабинете только что побывали лос-анджелесский банкир и филантроп Абрахам Шпигель и его жена Эдита, которые сами пережили Холокост и потеряли своего двухлетнего сына на платформе для селекции в Аушвице. Они увидели мою модель Детского мемориала, и она их глубоко тронула, даже потрясла. Они предложили оплатить проект, если Яд Вашем решит приступить к его строительству.

Вход в Детский мемориал под землей в комплексе Яд Вашем

Итак, процесс создания Детского мемориала возобновился. По мере продвижения нам пришлось принимать важные решения. Например, мы