— Как ты?

— Не совсем. Агентство, в котором он работает, — крупнейшее в городе. Но он там мелкая сошка. Причем бесперспективная.

Я молчала и выжидательно смотрела на Федора. Он разглядывал меня, снова проверяя эффект, произведенный сказанным.

— А теперь приготовься, Серафима, к главному. Несколько дней назад он развелся с женой.

Эта новость меня окончательно добила. Я вдруг почувствовала, что очень устала от новостей и хочу спать.

— Ну что ты молчишь? Как тебе это? — не унимался Федор.

— Да никак, чушь какая-то — и все! А дети у него есть? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Двое.

— Здорово. Жил человек, была у него семья, дети, хорошая работа и полный достаток. Пришел он как-то в ветлечебницу с собачкой своих знакомых, встретил ничего собой не представляющую медсестру Симу и решил жениться на ней во что бы то ни стало. Ладно еще, если бы я была похожа на Синди Кроуфорд или наповал разила суперинтеллектом. Так ведь нет! Но он, несмотря на это, решил разрушить свою жизнь и жениться на мне даже вопреки моему желанию. Бред!

— Правильно. Не хватает какого-то очень важного звена. Ум, красота — это все хорошо. Но что у тебя есть еще?

— У меня и этого-то нет.

— Погоди, Серафима. Я сейчас имею в виду что-нибудь материальное.

— Вот. — Я описала руками в воздухе что-то вроде большого яблока. — Квартира.

— Не то. Счет в банке?

— Ну о чем ты говоришь?!

— Мало ли, может быть, от родителей что-то осталось.

— Только квартира, мебель. Это все, клянусь тебе.

— Ты не хочешь сказать мне правду?

— Какую?

— Меня настораживает настойчивость этого твоего жениха. Честно говоря, я за тебя немного боюсь.

— Перестань, ну что со мной может случиться?

— Не знаю. Не знаю, что и думать. Может быть, ты стала невольной свидетельницей чего-нибудь очень серьезного? Или тебя втянули в какую-нибудь организацию? Секту? Или ты знакома с кем-нибудь из влиятельных людей?

— Так. — Мне это порядком надоело. — Давай прекратим этот совершенно бессмысленный разговор.

— И ты ничего мне не скажешь? — Федор, кажется, так и не поверил мне.

— Мне нечего сказать!

Он молча походил по комнате, покурил на кухне, а вернувшись, сказал:

— Ну хорошо. Я, пожалуй, поеду.

— Ты обиделся? — Я поймала его руку и попыталась заглянуть в глаза.

В этот момент во мне всколыхнулись все страхи одновременно, но самым страшным теперь было потерять его. Даже нет, не потерять, а что он вот так откроет сейчас дверь и уйдет. Теперь, когда я привыкла не расставаться с ним. За два последних дня я так привыкла к этому, словно мы прожили вместе лет десять и ни разу не расставались. Один из сиамских близнецов бодро предлагал произвести операцию по разделению, а другого от одних его слов пронизывали судороги страшной боли.

— Серафима, ты только ничего не говори мне сейчас, ладно? Вот я отвечу тебе, пойду, а ты, оставшись одна, подумай об этом. И потом — не навеки же я тебя оставляю. Завтра на работе встретимся ровно в десять. Заранее приглашаю тебя на ужин. Но сейчас… Мне кажется, ты что-то скрываешь.

Я попыталась замотать головой, прервать его, но он поднял палец вверх, словно напоминая, о чем он попросил меня в самом начале, и я не посмела.

— Мне кажется, что ты не до конца искренна со мной. Я понимаю, каждый человек имеет полное право на личные секреты, и не собираюсь выступать в роли Джека Потрошителя твоих тайн. Но задумайся о том, что тебе, может быть, угрожает серьезная опасность. Задумайся и реши, что для тебя важнее: хранить свои секреты или уберечься от этой угрозы. Все, Серафима. Я пошел. До завтра.

Я обещала не перебивать его, но всем своим видом пыталась показать, что он ошибается. Что у меня нет и не было никаких тайн, что я даже не знаю, что это такое. Это было ужасно несправедливо, что он не верит мне. И когда он развернулся лицом к двери и открыл ее, я была обижена до глубины души.

Дверь захлопнулась, а я так и осталась стоять в коридоре. Значит, он меня бросил. Вот как. И за что? За то, что ему показалось, будто я неискренна. Но ведь это ему только показалось! Но он решил, что меня за это следует наказать, — и ушел. То, что произошло сейчас между нами, было похоже на ссору. Я никогда раньше ни с кем не ссорилась. Почему же стою посреди коридора и злюсь на человека, который мне дороже всех на свете?

В конце концов я решила: раз так — ну и пусть. Это было самое гениальное решение, которое неудачники принимают по пять раз на дню, и я быстро поняла, что мне оно больше не подходит. Во мне просыпалось женское коварство, так много лет остававшееся невостребованным. Я чувствовала, что Федор далеко от меня не уйдет. Я даже на расстоянии ощущала свою власть над ним. А раз так, значит, я сумею заставить его пожалеть о том, что он оставил меня сегодня одну. Я постелила постель и легла.

Первое, что я решила сделать, — это опоздать завтра на работу. Ну, скажем, минут на пятнадцать. Пусть поволнуется. А потом? Потом я буду улыбаться всем клиентам мужского пола без разбора. Пусть попляшет! А во время перерыва ускользну на улицу, объявив, что есть одно дело. Я перевела стрелки будильника на пятнадцать минут, мысленно представляла себе реакцию Федора и злорадствовала.

В самый разгар энергичного строительства мстительных планов в голову мне пришла мысль: за что? Что он мне сделал такого? И я расплакалась, уронив голову на подушку. За то, что меня нельзя было оставлять одну. Я так люблю его, мне так одиноко теперь.

Облегчив душу слезами, я причитала, проваливаясь в сон: «Мне так холодно в этом большом мире. Тили-там, мне негде преклонить свою бедную голову. Минуты, проведенные в разлуке, старят на годы. Когда ты вернешься, я буду старухой. Слышишь? Тили-там, сгорбленной, седой старухой…»

На ресницах моих еще не высохли слезы, когда я уснула. Сон был беспокойный и неуютный. Сиреневый фон его оплывал, закручивался воронкой в одну точку и уносился в черноту. Посреди ночи я проснулась от невыносимой жары. Мне очень хотелось пить. Потрогала батареи — ну конечно, топят. Я протянула руку, чтобы открыть форточку, и мне показалось, что вместе с ее скрипом я услышала другой звук.

Я перестала дышать и вытянула шею, чтобы лучше слышать. Скрип повторился. Мысль, что это скрип ключа в замочной скважине моей собственной двери, показалась мне сначала до того дикой, что я никак не могла отнестись к ней серьезно. До тех самых пор, пока дверь не начала, попискивая, отворяться и в коридоре послышались чьи-то шаги. Через секунду дверь закрылась, и все стихло.

Трудно было определить: вошел кто-то в мою квартиру и затаился у входа, или так — заглянул в дверь, и все. Вряд ли кому-то пришло в голову вскрыть ночью чужую квартиру только для того, чтобы посмотреть на коврик в прихожей. Я попробовала пошевелить рукой, но не смогла: руки одеревенели и не слушались. Тогда я приподнялась на локтях и стала всматриваться в черноту коридора. Могу поклясться, что там кто-то стоял. И, возможно, не один. Эти кто-то, похоже, перешептывались, но почему-то не двигались.