Как-то так получилось, что я благополучно дожила до тридцати пяти лет и не обзавелась ни мужем, ни детьми. В восемнадцать казалось, что выходить замуж рано, а потом долго не покидало ощущение, что мне все еще восемнадцать. К тридцати по воле случая я попала на работу в издательство, где и обнаружилось, что я, оказывается, хоть на что-то способна. Что не просто так коптила небо столько времени, а накапливала впечатления, которые теперь, когда я стала зрелой старой девой, облекались в относительно точные слова и слагались в достаточно легкие строки. С этого момента я растеряла почти всех своих знакомых, потому что проводить время наедине с компьютером показалось мне куда как более интересным. Я перестала выходить в люди, а люди — ходить ко мне. И вот уже пять лет я заполняю кисленькими плодами своего воображения страницы журналов и газет, которые наше издательство плодит как мышь — потомство. Последнее время я стала пописывать рассказы, так, ни о чем конкретном, то есть о жизни вообще и о том, какие сюрпризы она преподносит порой, после чего из четырех сохранившихся к этому времени подруг у меня осталась одна с половиной. Две же с половиной приняли написанное на свой счет и перестали звонить.

Единственная сохранившаяся у меня целиком подруга — Лялька — отличается от меня самым коренным образом, потому что сделана совершенно из другого теста. У нее красивый муж, двое детей-погодков, мальчик и девочка, и должность директора в небольшой, но весьма состоятельной собственной фирме. Несмотря на все эти достижения, Лялька производит впечатление женщины совершенно беспомощной. Она такая маленькая, белокурая, с яркими голубыми глазами. Ее всем хочется опекать. Кажется, что она совершенно не приспособлена к жизни. У нее отрешенный взгляд, а бледность, которую она старательно подчеркивает разнообразными средствами французской косметики, заставляет предполагать, что она с минуты на минуту грохнется в обморок. Все это настолько пугает ее деловых партнеров, что ей еще ни разу ни в чем никто из них не отказал. Как только деловые переговоры заходят в тупик, Лялька воспроизводит безжизненный взгляд и вопрос решается в ее пользу. Правда, скорее всего, ее успехи — результат скрупулезного расчета и того факта, что она честно ведет дела, никогда не претендуя на чужое. Но об этом знаем только ее муж и я. Кстати, это именно он создает все финансовые проекты, которые Лялька потом воплощает в жизнь. Но официально муж считается домохозяйкой — сидит дома и воспитывает детей. Даже в профсоюз домохозяек вступил.

И знаете, если бы хоть кому-нибудь пришло в голову взглянуть на этих, с позволения сказать, деточек, то Ляльке грозило бы разоблачение. И мальчик, и девочка как две капли воды похожи на нее и являются сущими отродьями ада. В этом и заключается подлинная Лялькина сущность, замаскированная под одуванчиковую внешность.

И вот однажды раздается звонок в дверь моей малогабаритной однокомнатной квартиры, и Дракон, заливаясь лаем и упиваясь эхом, делающим этот лай оглушительным, бросается к двери. Дракон — это мой пес, и он стоит того, чтобы о нем тоже сказать несколько слов.

Три года назад в мою квартиру влезли воры. Это меня очень расстроило и их, очевидно, тоже. Я в это время гостила у Ляльки на даче. Точнее, сторожила ее загородный дом две недели, пока они утрясали вопрос с постоянной охраной. Естественно, что компьютер — единственную ценную вещь в моем доме — я забрала с собой. Я ведь там работала, а не прохлаждалась. Поэтому воры расстроились — они приложили столько сил, чтобы взломать дверь, проникнуть в квартиру, а там — ничего, кроме старого хлама и никому не нужных бумаг. С расстройства они разметали все мои бумаги по полу и ушли. А я, возвратясь в квартиру через две недели, с расстройства не знала, что делать. Сначала я, как положено человеку пишущему, решила, что кто-то позарился на мои рукописи, и два дня сортировала отпечатанные тексты, проверяя не пропало ли что. Оказалось — совсем ничего не пропало. И это расстроило меня еще больше.

Узнав о моем горе, прикатила Лялька.

— Надо же! — голосила она. — Надо же, чтобы такое случилось именно тогда, когда ты сторожила мою дачу!

Это совпадение ее возмущало больше всего.

— Тебе тоже нужна охрана!

Я нахмурилась, вспомнив мускулистого парня, прибывшего мне на смену сторожить ее домик. Вряд ли мне подошло бы что-нибудь подобное. А Лялька тем временем продолжала:

— Не смотри на меня басом! Тебе нужна собака! Едем!

И через двадцать минут мы уже кружили по Калининскому рынку, рассматривая щенков. То есть это я рассматривала щенков, а Лялька пристально разглядывала продавцов.

— Какая прелесть, — говорила я каждому песику, дремавшему в картонной коробке.

— Плохие гены, — как чревовещатель, не открывая рта, задушенно сообщала Лялька. — Хозяйка — стерва, как пить дать.

— Но ведь это же доберман-пинчер — моя мечта, — пыталась я сопротивляться время от времени.

Но Лялька силой тянула меня дальше, пока не заметила симпатичного мужчину в очках и в галстуке, стоящего на отшибе. Под полой пиджака у него дрожал щенок. Мужчина имел вид малооплачиваемого инженера и явно чувствовал себя на рынке не в своей тарелке. Лялька тряхнула кудрями и поволокла меня прямо к нему.

— Пинчер? — спросила она, распахнув свои небесные глаза.

— Да, да! — краснея, закивал мужчина.

— Сколько? — спросила Лялька и приготовилась падать в обморок.

— Сто, — осторожно не то сказал, не то спросил он.

— Долларов? — Глаза у Ляльки полезли из орбит, а губы задрожали, словно она собиралась заплакать.

— Что вы, что вы — рублей, — тут же передумал он.

— Ах, рублей. — И, обворожительно улыбнувшись, Лялька протянула купюру ему, а щенка — мне.

— Держи, это подарок от меня — сторож.

Будущий сторож свободно умещался на ладони.

— Что-то уж очень он маленький, — насторожилась я.

— Ничего, он просто совсем грудной. Мои дети в детстве тоже маленькие были. Может быть, даже слепой еще? — Она наклонилась к щенку, но тот смотрел на нее веселыми бусинками черных глаз. — Такую серьезную собаку лучше воспитывать с самого малолетства. Как назовешь?

— Дракон Вождь Чингачгуков, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

— Здорово! — сказала Лялька, и я расправила плечи: игра слов — моя стихия. Даже если слова дурацкие…

Время шло, и Дракон рос. Однако уже через полгода стало ясно, что вырастет он, даст Бог, только до размеров средней кошки. Потому что оказался он пинчером карликовым. Но, несмотря на свой рост, нрав Дракон имел не карликовый — свирепый, и бросался на каждого приближающегося ко мне человека с таким видом, словно вот-вот разорвет в клочья.

Но сейчас Дракон, подбежав к двери, перестал лаять, радостно заскулил и завертелся волчком. Ясное дело — Лялька пожаловала. К ней он относился как к крестной. Я открыла дверь, и через порог действительно переступила грустная Лялька. Она тут же подхватила Вождя Чингачгуков на руки и уткнулась в него лицом. Вождь замер и зажмурился от счастья. А Лялька кусала губы и пронзительно поглядывала на меня. Это означало, что явилась она не просто так, а с просьбой. У меня внутри все похолодело. Каждая Лялькина просьба переворачивала в итоге мою жизнь с ног на голову. Взять того же Дракона, к примеру.