– Так вот ты какой, Арсений! – вдруг гневно произнесла она и влепила ему жгучую пощечину.

– А это мой платочек, между прочим! – с вызовом добавила девушка и указала на мою руку.

– Правда? Так вот это чьи инициалы! Вас зовут…? – с интересом спросила я. – Меня зовут Александра, – почему-то этой строгой и чистой девушке мне захотелось назвать моё полное имя.

– Меня зовут Анна. А.П. – значит, Анна Павловская. Приятно познакомиться с Вами! И Вас привлекло обаяние сего Донжуана? – тепло улыбнувшись, ответила она.

– Да, не устояла… вот не знаю, прощать ли… – полушутливо ответила я.

– Это Вам решать. Но я точно знаю, что каждая должна выбрать правильного, своего Арсения! И спасибо этому Арсению, он открыл мне глаза на то, что мне важно! – уверенно произнесла она.

В эту секунду сквозь толпу вбежал запыхавшийся молодой человек. Он был крепко сбит, а лицо его выражало совершенную решимость. Не хотелось бы мне быть его соперником, бррр!

– Аннушка, где этот тип? – агрессивно воскликнул он и тут же посмотрел на Арсения, держащегося за обе щеки.

– Вот он, Арсений, не переживай, с ним всё ясно! – умиротворенно произнесла Анна.

– А мне вот не всё ясно! – воскликнул Арсений номер два и выбросил вперед кулак в стремительном апперкоте.

– Дедушка… – только и успел пролепетать мой Арсений, прежде чем рухнуть.

Я ахнула и бросилась к нему. Проверив его дыхание, я поднялась и подошла к Арсению номер два.

– Руки распускаете!? Много сил? Идите займитесь делом! Станьте лучшим в профессии, очаруйте любимую женщину, женитесь, раз нечем заняться! А для бокса есть груши, не живые люди! – яростно воскликнула я и повернулась к стонущему Арсению.

Арсений номер два смущенно потоптался, пробормотал что-то невнятное и ушел со своей Аннушкой в ночь. Мой Арсений промычал нечто, ещё не открыв глаза:

– Так меня ещё никто не защищал! Ради таких слов можно и потерпеть!

– Вам мало досталось, что ли? – засмеялась я и осторожно помогла ему подняться. – Просто я выбрала правильного, своего Арсения, а своих надо защищать, разве нет?

Мой спутник в ответ нежно обнял и поцеловал меня в волосы:

– Что ж, значит, и я не просто так сбил тебя на самокате, почуял родную душу!

– В следующий раз, когда что-то почуешь, не сбивай меня, ладно? – улыбнулась я.

– Теперь-то уже не важно! Главное дело сделано! – таинственно произнес Арсений.

– Станцуем? – предложил он, хитро щурясь.

– А ты сейчас в танцевальной форме? – засомневалась я.

– В самой что ни на есть! – бодро ответил Арсений и закружил меня в вальсе, обнимая меня крепко и по-настоящему.

На полупрозрачной, парящей в воздухе панели телевизора шли очередные вечерние новости. Аглаша раскладывала по контейнерам еду для своих домочадцев, и телевизор, ловко подстраиваясь под её перемещения, летел за ней. В какой-то момент ей надоело его назойливое сопровождение и навязчивая, именная реклама, и она просто выключила его. Телевизор вздохнул, погасил свой экран и полетел на своё место на стене.

В доме, напичканном умными помощниками, быт происходил сам собой, и хозяйке оставалось лишь следить за чётким исполнением разных электронных устройств. Потому что в 2050 году жить стало проще: человечество изобрело себе комфортное во всех смыслах существование за счёт роботов и полностью автономных гаджетов, а ещё избавилось от большинства болезней и… алкоголя. Теперь о том, что когда-то на Земле были спиртные напитки, помнили лишь бабушки да дедушки. Они шутили об этом, вспоминали весёлые попойки и вечеринки, авральные отчёты, командировки, сдачи сессий и просто дни рождений и вздыхали. В их удобной и обеспеченной жизни не хватало остроты и радости момента – жизнь ускорилась настолько, что пожилые люди уже не успевали за всем, поэтому тем, кто достиг шестидесятилетнего возраста предписывалось переехать в специальную зону обслуживания, называемую в народе «городом стариков». Там они узнавали о том, что вместо алкоголя им позволены послабления в виде десертов. Но в строго терапевтических дозах. Ибо врачи не советуют злоупотреблять сладким – в чрезмерных количествах оно приводит к ряду болезней и асоциальному поведению.

Аглаша думала обо всех этих возможностях своего времени и отчего-то вздыхала. Ей осталось надиктовать инструкции для членов своей семьи роботу-домохозяйке, а потом идти в Клуб анонимных кексоголиков. Посещение этого клуба было строго обязательным и неявка каралась всякими неприятными мерами вплоть до огласки. Аглая смотрела в окно и вспоминала, как она попала в чёрный список неадекватных кексоголиков. Дело было так…

В этом стремительном и обеспеченном времени, в этой светлой эпохе, часто противопоставляемой «тёмному 20-му веку», работать приходилось ещё больше, быстрее и сосредоточеннее, а также быть гибким настолько, чтобы молниеносно переключаться между задачами, людьми и обстоятельствами. Для этого ещё с детского сада, обязательного для всех детей с одного года, детей тренировали в стрессовых условиях: частая смена воспитательниц, поздний приход мамы, отложенное реагирование на плач и прочее. Всё было направлено на то, чтобы вырастить удобного, лишенного индивидуальности и привязанности члена общества. Потом начиналась школа. Здесь были свои испытания – тренировка коллективными высмеиваниями, альтернативный буллинг, а также частая смена факультативных предметов, чтобы ни в ком не укоренилась идея, что он особенный или имеет какие-то выдающиеся способности в определенной сфере. Главными критериями успеха были покладистость и стрессоустойчивость. Само собой, к институту подходили уже полностью подготовленные члены общества. В вузах учились только те, кто прошел отбор и мог работать на нескольких работах одновременно. В качестве поощрения в этой искусственно выстроенной системе использовался сахар и его производные. Плачущему малышу в годик давали сладкое печенье, не сразу, конечно, в школе для мотивации учащихся пекли специальные кексики с добавлением успокоительного. А с 18 лет уже каждый мог посещать специальные сладкие бары и пробовать там весь спектр вкусов в разнообразных кондитерских изделиях.

Аглая застряла на фазе любви к кексикам. Она всегда немного отличалась от других детей. В ней словно была какая-то природная воронка недостачи любви, которую она пыталась компенсировать всеми известными способами. В школе это были кексики. Она доедала их за другими, просила добавки, льстила учителям – словом, добивалась их любыми способами. Ей никто не отказывал, пока наружу не вспыла нелицеприятная правда: успокоительные школьные кексики действовали на Аглашу крайне возбуждающе. Она радовалась, как молодой олень, и носилась по школе, сбивая всё на своём пути. Её взвинченность доходила до того, что она наедалась кексиков до беспамятства и ломала школьное имущество, о чём потом почти ничего не помнила.

Конечно, кексики ей запретили. Вместо них ей выдавали 5 граммов мёда или варенья. Аглая страдала, истерила, переставала учиться, бунтовала. Но система в лице школьной медсестры и участковых врачей была неумолима. В её медицинской карте теперь красовался жирный штамп «непереносимость». Поэтому и дома боялись дать ей что-то лишнее, чтобы не получить чёрную галочку из школы за очередной Аглашин дебош.