— Надеюсь, что пара лугов, которые мы объедем сегодня, не убьют меня, если конечно вы не дадите мне самого норовистого коня. И хотя, я помню, что вы обещали не жульничать, а… у меня есть основания в этом сомневаться, но всё равно пощады я просить не буду — даже не надейтесь, — она одёрнула полы жакета и усмехнулась, стараясь выглядеть беззаботно.

На самом деле всё внутри у неё было стянуто в тугой узел страха. Она очень хотела потянуть время и выиграть неделю, а то и две, сказав, что у неё нет подходящей одежды для подобных поездок. Но едва она заикнулась, что пойдёт к портнихе в Эрнино и закажет наряд для верховой езды, как Форстер тут же предложил ей целую гардеробную нарядов, принадлежащих той самой Ромине, в комнате которой она жила.

— Ромина это моя сестра, — ответил Форстер, глядя на удивление Габриэль, — но она уже давно живёт в Алерте, а здесь бывает редко, наездами, да и то — только поздним летом. Но у неё тут приличный гардероб, в том числе и платья для верховой езды. Ромина — прекрасная наездница, — он развел руками, и добавил с улыбкой, — и она такая же стройная, как и вы, синьорина Миранди. Так что её платья будут вам впору, а если нет, то ваша служанка, надеюсь, сможет их подогнать за пару дней?

Так Габриэль выиграла себе только два дня. Хотя очень надеялась, что за те пару недель, что ушли бы на пошив платья, она найдёт способ, как уехать отсюда! И как раз Фрэн получит её письмо. Но увы, сегодня она стояла в холле, не чувствуя под собой ног от страха, и изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, а сердце колотилось как сумасшедшее. Пришло время расплаты.

— А вам очень идёт это платье, — бросил Форстер мимоходом, но взгляд, которым он её окинул, был цепким и слишком уж внимательным, и чуть дольше, чем нужно, задержался на её лице.

Форстер взял у Натана шляпу и добавил негромко, но так, будто хотел, чтобы Габриэль наверняка услышала: — Очень идёт, синьорина Миранди.

Ей бы следовало вежливо поблагодарить его за комплимент, но язык будто пристыл к нёбу, и кровь бросилась в лицо. И она, чтобы скрыть смущение, сделала вид, что не слышит и принялась махать рукой Кармэле — та шла навстречу с корзинами, в которых находился их походный обед.

Признаться, больше всего пугали Габриэль именно комплименты Форстера и вот такой взгляд, каким он сейчас на неё посмотрел. Уж лучше бы он насмехался или поддразнивал её. К его насмешкам она почти привыкла, а вот к этому искристому озеру его глаз, которое так манило заглянуть в их глубину, привыкнуть было нельзя…

Она поправила лацканы жакета.

Что же, надо отдать должное сестре Форстера — платья у неё были идеальные. Очень элегантные и качественно сшитые, а Кармэла только руками развела — и ушивать-то ничего не надо. И бросив на себя взгляд в зеркало, Габриэль подумала, зря она выглядит вот так. Потому что коричнево-рыжая юбка, с разрезом спереди, почти полностью скрывавшая такие же рыжие бриджи, и короткий жакет из зелёного габардина с двумя рядами пуговиц, шли ей невероятно. Дополняли наряд маленькая шляпка и замшевые перчатки. В этом наряде она и сама себя не узнавала, и не сомневалась в том, что такой её облик уж точно не останется незамеченным. А судя по комплиментам Форстера… лучше бы ей было обрядиться в мешковину.

К тому же Ханна окинула её таким неодобрительным взглядом, словно она появилась, как минимум, в нижнем белье. С самой первой встречи она почему-то невзлюбила Габриэль, и даже встречаясь с ней на территории поместья, всякий раз сворачивала с дороги, делая вид, что не замечает гостью хозяина.

— Кто с нами поедет? — спросила Габриэль, чтобы скрыть смущение.

— Йоста, Бартли, Клара и, конечно, Ханна, — ответил Форстер, — учет стада — дело ответственное, а никто не умеет считать лучше, чем она.

— Но… разве это не мужская работа — учитывать имущество?

— Это у вас на юге женщина существо инфантильное и неполноценное, — усмехнулся Форстер, учтиво открывая перед Габриэль дверь, — а здесь суровая жизнь, синьорина Миранди. И женские руки и головы ничуть не хуже мужских, — он остановился на крыльце, и глядя куда-то в сторону гор, добавил уже серьёзно, — война забрала у нас слишком много мужчин. Когда я вернулся из Бурдаса, здесь остались только дети и старики. И тогда женщины взяли лопаты и вилы, и именно благодаря им этот дом теперь такой, какой он есть. А Ханна пасла наше первое стадо. Она владеет ножом и ружьём не хуже любого охотника, и даже убила пару волков на день Всех святых. Да, Ханна?

— Если быть точной, то трех, хозяин, и на День вознесения, а не Всех святых. У меня всё записано, — пробормотала Ханна, пряча в сумку кожаную папку и связку угольных карандашей.

— Теперь вы понимаете, почему именно Ханна считает моих овец? — усмехнулся Форстер. — И уж в этом деле она даст сто очков вперёд любому профессору.

Габриэль посмотрела на Форстера внимательно и ничего не ответила. Ей удивительно было слышать то, что он сказал о женщинах. Из уст человека не так давно говорившего о том, что женские принципы стоят дюжины шляпок, что все женщины продажны, и советовавшего ей продать подороже свою молодость и родовую кровь, это звучало… довольно странно.

Форстер перехватил у Йосты поводья гнедой кобылы и подвёл её к Габриэль.

— Итак, синьорина Миранди, познакомьтесь, это Вира — самая смирная кобыла из всех, какие есть у меня в конюшне. Вира, это синьорина Миранди, наша гостья, — представил он их друг другу, — и не вздумай вести себя плохо, нашу гостью нужно возить очень очень… нежно, — шепнул он на ухо лошади.

— Вы говорите с ними так, будто они вас понимают? — с интересом спросила Габриэль, вспомнив вдруг, что точно так же он знакомил её с Бруно.

— А они и понимают… меня, во всяком случае, — ответил Форстер абсолютно серьёзно. — Йоста, не стой столбом, и прекрати таращиться, если не хочешь отведать кнута. Живо дай, нашей гостье подставку. Позвольте, я вам помогу, синьорина Миранди.

Кровь прилила к её лицу, потому что и Йоста, и Бартли, и Ханна, и даже кухарка, что пряталась за шторой в холле — все разглядывали Габриэль с неподдельным интересом. Особенно отличился Йоста, за что и получил нагоняй от хозяина. А учитывая, что горцы вообще редко смотрят друг другу в глаза, с их стороны всё это было проявлением очень сильного любопытства.

…Милость божья! Да что же они так на неё уставились?

Сидеть в седле по-мужски, под этими взглядами, было дико неприлично, но в то же время оказалось в чём-то очень даже удобно, потому что седло, видимо тоже принадлежавшее Ромине, оказалось выше всяких похвал.

— Ну что? Вы готовы к первому уроку? — спросил Форстер, чуть прищурившись.

Они цепочкой двинулись вдоль озера и когда проезжали мимо заброшенного северного крыла дома, Габриэль увидела, что вокруг оранжереи появились строительные леса — несколько человек меняли разбитые стёкла и занимались починкой крыши.

Форстер перехватил её взгляд, придержал коня, и поравнявшись с Вирой, сказал: