Форстер рассмеялся и дал знак остальным выдвигаться.

А когда они снова тронулись в путь, Габриэль внезапно оглянулась на тёмную полосу леса, что начинался у подножья Трезубца. И снова показалось, что кто-то смотрит ей в спину. Этот взгляд, почти осязаемый, скользнул меж лопаток ледяным ужом, заставив её поёжиться, настолько неприятным было это ощущение. Она вглядывалась в вереницу тёмных елей, но так ничего и не смогла увидеть.

— Что это за знаки? — спросила она, проезжая мимо странного сооружения, похожего на пирамиду, сколоченную из брёвен.

Её венчала пика с железным наконечником.

— Это? Магия горцев, конечно же, — ответил Форстер и прищурился, глядя на Габриэль.

— Опять магия? — усмехнулась она. — И что же в них магического?

— Они умиротворяют Бога Грозы, — ответил Форстер с напускной серьёзностью.

— Пфф! — фыркнула Габриэль. — А если серьёзно?

— А если серьёзно, то это громоотвод. Летние грозы в этих горах очень опасны, и раньше от них гибло много людей, — сказал Форстер. — А теперь видите… несколько брёвен, кусок железа… немного магии…

— Ну, разумеется! Без магии тут никак! — рассмеялась Габриэль.

Домой вернулись поздно, уже смеркалось и первые самые яркие звёзды зажглись на небе. Но, кажется, Габриэль уже плохо понимала, что с ней и где она. Всё, что началось за Сухим оврагом, смешалось у неё в голове в бесконечную вереницу лугов сменяющих один другой, ручьев и деревьев, овечьих стад и собачьих спин, мелькавших то тут, то там. Голова кружилась, она не чувствовала ног, а руки затекли и болели от самой шеи, и единственное, чего ей хотелось по-настоящему — выбраться из этого треклятого седла и упасть на кровать. Но видимо утомилась не только она, потому что под конец их путешествия все молчали, даже Форстер.

От усталости и впечатлений в ней настолько притупилась осторожность и вообще все чувства, что когда она слезала с лошади, то даже не сопротивлялась тому, что Форстер помогал ей как-то очень уж настойчиво. А если бы не помогал, то, наверное, она бы упала, так у неё подгибались колени. Но он поймал её за талию обеими руками, почти приподнял, и аккуратно опустил на землю, прижав к себе. И в этот момент, в сумерках подъездной аллеи, она почувствовала спиной тепло его тела, и тихий насмешливый голос прямо над ухом произнёс:

— Да ты же сейчас упадёшь, маленькая упрямица! Погоди, Элья, не шевелись, — и затем рука Форстера неторопливо отцепила её длинный локон от замка седельной сумки, и пальцы мимолётно коснулись щеки, как будто бы случайно.

Но возмутиться этой неподобающей близости у неё просто не было сил. А когда они вошли в холл, Форстер поймал её руку, и церемонно поцеловав, произнёс:

— Доброй ночи, синьорина Миранди! Надеюсь, я не сильно утомил вас этой поездкой? Спасибо за прекрасный день.

Она пробормотала вежливый ответ, не в состоянии ответить на его насмешку. Держась за перила, кое-как поднялась по лестнице, и едва передвигая ноги, добралась до комнаты.

Кажется, она никогда в жизни так не уставала. Кармэла охала вокруг, распекая её на все лады, а она вообще не чувствовала ног. И хотя Вира и была смирной лошадью, но путешествие по горным склонам требовало усилий в управлении, и все руки от запястий до предплечий ныли неимоверно. С непривычки от горного воздуха голова кружилась так, что хотелось только одного — упасть на кровать. И Кармэла почти затащила её в ванну, забрала одежду и стояла, как страж, не давая ей уснуть и подливая горячей воды.

— Да зачем вы в это всё ввязались, синьорина Габриэль? Разве пристало девушке в вашем положении плясать с дикарями и проводить день с овцами? — сокрушалась Кармэла. — И о чём только синьор Миранди думает! Плохо это всё! То, что мы в этом доме, то что вы вот так уезжаете с мессиром Форстером, всё это очень плохо!

Но Габриэль лишь слабо отмахнулась.

Уже лёжа в кровати, и закрыв глаза, она всё ещё видела бесконечных овец, что шли вереницей перед мысленным взором. Пришёл Бруно, и нарушив все их договорённости, бесцеремонно лёг рядом, лизнул её в щёку, а потом ещё раз, но у Габриэль не было сил даже чтобы отвернуться.

…Теперь понятно, почему Форстер не знает, что такое считать овец для того, чтобы заснуть…

С этой мыслью она и провалилась в глубокий сон.

Утром Габриэль ожидал завтрак и записка.

…«Синьорина Миранди!

…К сожалению, я должен уехать по делам на неделю и наши занятия придётся отложить. Вы, конечно, сильно расстроитесь, но обещаю, мы непременно наверстаем упущенное.

…С глубочайшим уважением к вашей целеустремлённости,

…Мр. Форстер»

— Хвала Пречистой Деве…

Габриэль простонала это с облегчением. Хотя и понимала, что он, конечно, подтрунивает над ней, но как же вовремя ему подвернулись эти дела!

Она чувствовала себя такой разбитой, что вряд ли могла дойти до лошади, не говоря уже о том, чтобы на неё сесть. Болела и кружилась голова, и тошнотворный комок крутился где-то в желудке. А всё тело болело так, что казалось, она не ехала на лошади, а её тащили на веревке.

— Я ведь вас предупреждала! — восклицала Кармэла, подавая ей платье. — Глупость вы придумали, ей-богу! А всё этот гроу! Да мыслимое ли дело, чтобы благородная синьорина таскалась с пастухами по горам и считала овец! Да зачем вы только слушаете его? Не доведёт все это до добра!

Служанка распекала её уже добрых полчаса за вчерашнюю поездку.

— Ох! Пожалуйста, Мэла, давай ты отругаешь меня потом, — пробормотала Габриэль, — мне так плохо…

Джида, которая только что принесла завтрак, тут же вмешалась:

— Это горная болезнь, мона. С непривычки-то у всех случается, от воздуха и высоты. Не вы первая! Я вам сейчас настойки на травах принесу — враз всё пройдёт.

Она ушла, а Кармэла тут же добавила шёпотом:

— Вот уж не вздумайте пить её, синьорина Габриэль, неизвестно что они тут во всё кладут. А то будет вон как с этим ликёром! Или ещё хуже — а вдруг какое колдовство!

— Мэла, пожалуйста…

Габриэль было настолько плохо, что она лишь отмахнулась от предупреждений и выпила то, что принесла Джида — три ложки густой зелёной жидкости терпко пахнущей травами.

Ноги и руки, конечно, болеть не перестали, а вот голова сразу прояснилась, тошнота прошла, и Джида тут же сунула ей пузырёк со словами:

— Пейте по пять капель три раза в день, и три ложки, как поедете в следующий раз в горы, и тогда будете скакать бодрой, как козочка. Только смотрите — больше трёх ложек за раз нельзя. Тут всё наши травы, да слёзы гор, не бойтесь, вам вреда не будет. Надо было вам у Ханны-то спросить, да выпить перед дорогой, странно, что она вам не подсказала…